Уорхол

Возможно, в этом кроется причина, почему Уорхол, который уже некоторое время бродил вокруг да около звука, так и не решался взяться за него. Разве Harlot не свидетельствует об этих колебаниях? Можно подумать и так. Вместо того чтобы записывать прямой звук, Уорхол будет использовать звук за кадром. Осторожность? Возможно, но с результатом, далеко превосходящим ожидания – и такое боязливое отношение!

Уорхол познакомился с Рональдом Тавелом[464]. Тот в течение почти двух лет будет сценаристом всех его фильмов. Во время литературных «посиделок», где Тавел читал один из своих романов, Уорхол пришел в восторг от тембра его голоса и пригласил писателя как-нибудь зайти на «Фабрику».

«Литературные достоинства моего произведения его абсолютно не интересовали, – откровенно свидетельствует Тавел. – В качестве приглашенного “сценариста” я поинтересовался у Уорхола, есть ли у него на примете истории и какого жанра интриги он хотел бы взять за сюжетную основу. “Никаких историй, никаких интриг, просто обычные события”, – ответил он. И это было самое точное указание из тех, что я когда-либо от него получал»… И самое емкое. Оно полностью определило ту стилистику кинофильмов, которые с тех пор начали снимать на «Фабрике».

Фильм Harlot

(продолжительность семьдесят минут), названный так в честь Джин Харлоу[465], основан на контрапункте между образом и звуком. В образе травести снялся Рене Ривера, более известный под псевдонимом Марио Монтес (Мария Монтез была известной латиноамериканской актрисой того времени), который дебютировал в фильме Flamming Creatures. Облаченный в красивое платье и белый парик, он возлежал на канапе. Очень медленно снимая кожуру с банана, театральными жестами бросая ее куда-то за кадр, он ел этот банан, выделывая при этом всевозможные гримасы. Когда фрукт закончился, Герард Маланга подал ему второй такой же. После того как и этот был съеден, Марио Монтес из своей сумочки достал еще один. Рядом находился Кэрол Кошински с кошкой на коленях, а напротив – неподвижные Герард Маланга и Филип Фэган.

Все это время, без всякой связи с происходящим, закадровые голоса Рональда Тавела, Билли Нейма и Гарри Фейнлайта[466] перечисляли имена великих женщин-кинозвезд, которых Марио Монтес пародировал. Это пример китча в юморе, с намеками на гомосексуализм, напичканного разного рода клише и преувеличениями, что Уорхол обожал.

Когда у него брали интервью, он не раз «хвастался», что снимает один фильм за день или за неделю. «На самом деле – это неправда, – говорит Тавел, – на съемки одного фильма у нас уходило две недели, что было серьезным нюансом». Возможно, но, по его словам, переданным Стивеном Кохом, скорость всех подготовительных мероприятий, непосредственно съемка и распространение готовой продукции были просто сумасшедшими. «Вначале мы снимали где-то по два больших фильма продолжительностью в две бобины (семьдесят минут) в месяц. Уорхол сообщал мне, чего он хочет. Через два или три дня я приносил ему сценарий, а к концу недели фильм был готов. Еще через несколько дней его ”сбывали” с рук. Так что между моментом, когда Уорхол высказывал мне свои пожелания, и моментом, когда фильм попадал в кинозал, проходило не больше двух недель…»

Фильмы выходили с сумасшедшей скоростью и назывались в духе голливудских картин тридцатых годов: Ivy and John, Suicide (Суицид), The Life of Juanita Castro (Жизнь Хуаниты Кастро), Vinyl (Винил), Drunk

(Пьяный), Horse (Лошадь), Poor Little Rich Girl (Бедная маленькая богатая девочка), Outer and Inner Place (Наружное и внутреннее место), Lupe, Kitchen

(Кухня), Camp (Лагерь), Restaurant (Ресторан), Beauty 2 (Красота), Hedy и так далее.

Задав такой безумный ритм своему кинопроизводству, весьма вероятно, что сам Уорхол не все время находился за камерой. Как еще совсем недавно он не всегда «потел» над экранами для шелкографии. По многочисленным свидетельствам, он просто следил за тем, чтобы все «эпизоды» в его фильмах протекали максимально естественно и чтобы камера работала. Он не утруждал себя ни руководством актерами – он часто поручал это Тавелу или вообще предоставлял артистов самим себе, ни непосредственным управлением камерой, в большинстве случаев доверяя это Бадди Виршафтеру. Исключение составил фильм Hedy, который Уорхол снял сам – от начала до конца.