Уроборос. Проклятие Поперечника

Пойманная сетью липкого внимания, она сохраняла невероятную подвижность в стесненных обстоятельствах, способная в любой момент выскочить из ловушки, — я украдкой наблюдал за этой интересной картиной из-за угла книжного стеллажа, и не замечал в Даме Б раздражения, ненависти или брезгливости, — скорее, это было похоже на легкую обескураженность чрезмерным вниманием Лангобарда, но больше всего в ней прослеживалось — ничем не истребимое любопытство. Ни малейшего сомнения у меня не было, что Дама Б добровольно попадает в силки птицелова и держит под контролем своё кратковременное пребывание в них. Она то и дело бросала на своего навязчивого поклонника пронзительный взгляд, от которого мурашки пробегали по коже: словно нещадно препарировала его скальпелем, снимая слой за слоем, стремясь добраться до самой сути, чтобы посмотреть, откуда исходит его любовь и как она выглядит. Отвечала ему на его воркование, но это даже шёпотом нельзя было назвать: самое близкое, на что это было похоже — шорок листвы в кроне дерева при слабом ветерке; потом раздавался какой-то щелчок, как будто пружина срабатывала или нитка обрывалась, и Дама Б исчезала — никогда не удавалось засечь этот момент, увидеть, каким образом она лишает Лангобарда своего общества — вот она едва колеблется, подобно затихающему маятнику, и вот — её уже нет, растворилась в воздухе. Лангобард всегда потом долго бегал по Библиотеке туда-сюда, принюхивался и подгребал к себе воздух руками — прекрасно понимая, что Даму Б не догнать, но можно ещё какое-то время осязать пространство, в котором она находилась, и дышать воздухом, которым она пользовалась, — пока следы её окончательно не простынут.

Как-то раз мне всё это порядком поднадоело, и я решил задать Лангобарду прямой вопрос, который ему, естественно, не понравился:

— Зачем прибегать к таким ухищрениям и долгому ожиданию ради того, чтобы несколько минут провести в обществе человека, который тебя не любит? Не проще ли выбрать подходящий момент, перейти незримую границу, вломиться к Даме Б в дом и там…

— Ты идиот, братец по имени Тупая-голова? — прервал меня Лангобард. — Перейти границу, вломиться к ней в дом. И что дальше? Объясниться в любви? Припереть к стенке, потребовать прямого ответа — сможет ли она когда-нибудь полюбить меня? Мы оба и без этого знаем, что — нет. Ей, конечно, придётся ответить, но тогда она перестанет дарить мне надежду, и я, скорее всего, — потеряю её навсегда. Хотим ли мы этого? Нет. И, знаешь, почему?

— Знаю, — твердо и быстро сказал я, не позволив Лангобарду продолжить, не дожидаясь моего ответа. — Потому что вы — символы.

И мне удалось на краткое мгновение добиться от Лангобарда не презрительного отношения к моим словам — он даже не стал придумывать для меня нового прозвища.

— Вот именно, — просто согласился он. — Мы с ней — символы неразделенной любви. Её положение ничуть не лучше моего, потому что она влюблена в человека, который не любит её — в идиота, вроде тебя, ничего не понимающего в женщинах. Он, в свою очередь, влюблён в другую женщину, которая не любит его. И меня любит другая женщина — Дама Т, которую не люблю я. С ней я ещё успею тебя познакомить. Она тоже работает свидетелем дороги, её участок начинается от торгового центра и тянется до спортивного комплекса… Тебе ничего не напоминает вся эта печальная цепочка свидетелей, не любимых, но влюбленных, чередующихся таким образом, что между ними никак не выходит взаимности?

— Напоминает, — поспешил я снова с ответом, надеясь и на этот раз отвертеться от очередного обидного прозвища. — Это похоже на ожерелье, где нить — дорога, бусинки — свидетели, нанизанные на неё строго в определённом порядке: мужчина, женщина, мужчина, женщина, любящий, нелюбимый, любящая, нелюбимая и так далее… В этом есть своя гармония и красота, и тот, кто смог сотворить такое, обладает практически безграничными возможностями, потому что, скорее всего, не существует определённого места, где сходится начало и конец нити, а если и есть, то очень далеко, за гранью нашего восприятия. И, что самое удивительное, у этого ожерелья есть практическое назначение: работая свидетелями дороги, наблюдая за происходящим, фиксируя события на своих участках, обдумывая увиденное и пережитое, составляя отчёты и отправляя их наверх, вы формируете картину мира, — по крайней мере, довольно значительной его части — ведь вы находитесь на острие восприятия, помогающего отличить свет от тьмы, добро от зла, любовь от нелюбви…