– Различие этих вещей можно объяснить следующим образом. Если бы все эти [блага] были частями блаженства, в свою очередь, каждое бы из них отличалось от другого. Такова уж природа частей, которые, отличаясь одна от другой, составляют в совокупности единое целое. Но равнозначность всех этих благ уже была показана. Они не являются составными частями [блаженства], ибо тогда следовало бы предположить, что блаженство как целое состоит из одной только части, а это невозможно.
– В этом нельзя усомниться, – сказал я. – Но желательно услышать и другие доказательства.
– Как явствует, все соотносится с благом. Добиваются богатства, поскольку считают его благом, и могущества, так как и в нем видят благо.
То же самое можно сказать и относительно славы и удовольствий. Высшая причина всех стремлений – благо, поскольку невозможно желать того, в чем не было бы хотя бы подобия блага. А поэтому [люди] жаждут того, что им представляется истинным благом, но что на самом деле не обладает истинной природой блага.
Отсюда вытекает, что природу блага можно считать основной причиной и побудителем всех стремлений. То, что представляется наиболее желаемым, и направляет поведение [людей]. Например, если кто-то для поддержания здоровья желает ездить верхом, то для него в данном случае важно не столько само движение во время езды, сколько польза для здоровья, получаемая от него. Так же и благодати от всех благ домогаются по той причине, что предпочитают благо, заключенное в ней, всему прочему. Но мы признали, что блаженство есть то, что мы желаем получить во всех наших устремлениях, значит, единственная цель, которой люди добиваются, – блаженство. Из этого с очевидностью следует, что сущность самого блага и блаженства одна и та же.
– Не вижу ничего, что могло бы противоречить этому мнению.
– Но мы уже показали, что Бог и истинное блаженство – одно и то же.
– Да, – сказал я. – Тогда справедливым будет заключение, что подлинная сущность Бога состоит в истинном благе, а не в чем-либо ином.
XL – Согласен с этим, – сказал я, – ибо подтверждается это убедительнейшими доводами.
Тогда она спросила:
– Будешь ли ты признателен мне, когда узнаешь, что представляет собой благо?
– Бесконечно, – ответил я, – если бы удалось мне познать Бога, который в равной степени есть благо.
– Я открою это тебе, основываясь на наиболее верных суждениях, запомни только наши предшествующие выводы.
– Запомню.
– Разве мы не показали, что блага, желаемые большинством людей, на самом деле не являются истинными и совершенными, поскольку каждое из них, в свою очередь, отличается от другого и содержит в себе нечто, не свойственное другим, вследствие чего они не могут доставить истинного и абсолютного блага? Они лишь тогда представляются истинным благом, когда слиты в единое целое и оказывают воздействие в совокупности: если богатство есть то же самое, что и могущество, уважение, известность и наслаждение. А если они не являются одним и тем же, то в них нет ничего, что заставляло бы стремиться к ним.
– Это доказано и не может быть подвержено сомнению ни с какой точки зрения. Когда эти вещи отличаются одна от другой, они не суть блага; когда же они соединяются воедино, то становятся благом – и не в единстве ли заключено их благо?
– Вполне возможно, – сказал я.
– Но все благое является таковым из-за причастности своей благу, согласен ли ты с этим?
– Да.
– Ты должен также признать, что единство и благо – одно и то же[125]
. Единая сущность заключена в том, что от природы не разделено.– Не могу отрицать, – сказал я.
– Знаешь ли ты, – спросила она, – все, что существует, до тех пор лишь продолжается и существует, пока является единым, но обречено на разрушение и гибель, если единство будет нарушено.
– Каким образом? – спросил я.