Утесов. С песней по жизни

К великому сожалению супругов, Эдита Леонидовна не могла иметь детей. Отчасти эту беду скрасило то обстоятельство, что после войны с ними стали жить дети Альберта Александровича от первого брака. Его прежняя жена артистка Евгения Рогулина после эвакуации осталась жить в Сталинабаде. Играла в местном драмтеатре, порой ездила на гастроли, по сути дела, дочь и сын были предоставлены сами себе. А в юном возрасте трудно уберечься от тлетворного влияния улицы. Оба родителя вовремя почувствовали эту опасность, поэтому Юля и Валя переехали к отцу в Москву. Здесь, под присмотром взрослых, в первую очередь Елены Осиповны, они получили достойное воспитание и образование. ***

Как-то Утёсов подарил маленькому Андрею Миронову скрипку (к которой, кстати, тот никогда и не притронулся).

Мария Владимировна при этом сказала сыну:

– Балует тебя дядя Лёдя. А ты этого не заслужил. Покажи-ка ему свой дневник.

Мальчик нехотя принес дневник. Утесов педагогично пожурил его за плохую успеваемость. Когда же Андрей вышел, Леонид Осипович сказал Мироновой:

– Маша, что ты хочешь от ребенка? Когда я приносил "тройку", в доме был праздник.

P.S. Мария Владимировна Миронова, тоже одна из легенд советской эстрады, никогда не пользовалась на сцене гримом, разве что иной раз надевала парик. Однако стоило ей войти в образ, даже знакомые узнавали с трудом. Однажды за кулисами она в образе эдакой махровой мещанки завела никчемную беседу с пианистом Я. Флиером. Тот еле вырвался от неё и разозленный подошел к А. С. Менакеру:

– Саша, там какая-то баба пристает ко мне. Помоги избавиться от этой идиотки.

– Эта идиотка – Маша Миронова, – спокойно объяснил муж.

* * *

В пору исключительной популярности Утёсова музыканты из его оркестра в разговорах между собой называли его Ивановым. Драматург О. Левицкий спросил, зачем это делается?

Ему объяснили, что когда они в каких-либо людных местах, в трамвае или на улице, упоминали в разговорах имя Утёсова, люди прислушивались, вступали в беседы, начинали расспрашивать о нём, словом, проявляли нездоровый интерес. А так – Иванов, и всё.

Кстати, предложил эту идею, находясь в хорошем расположении духа, сам Утёсов. Музыканты охотно поддержали выдумку своего руководителя. Он вообще пользовался у них большим авторитетом, он вселял уверенность. Бодрый, улыбчивый, энергичный. Таким чаще всего выглядел Леонид Осипович на людях. Однако в одиночестве его порой охватывали приступы меланхолии. Он уставал от многолетней борьбы с чиновниками. Джаз в СССР прорывался со скрипом. Долгое время на нём висел ярлык проповедника буржуазной культуры. Хотя по аранжировкам и исполнительской манере у нас имелся не джаз в классическом понимании этого термина, а оджазированная музыка. То есть джаз в его начальной стадии. Но и такой вызывал у властей раздражение, то одно рекомендовали, то другое, сегодня это разрешали, завтра запрещали. Бюрократические рогатки приходилось преодолевать с огромными затратами нервов. И не все удавалось обойти без потерь: в 1946 году был арестован прекрасный трубач Эдди Рознер. Через год распущен возглавляемый им Государственный джаз Белоруссии. Примерно в то же время оркестр Утёсова директивой сверху был переименован, отныне он назывался Государственный эстрадный оркестр РСФСР.

Десять лет спустя Утёсов напишет: «В 1948 году руководимый мною коллектив был переименован в Государственный эстрадный оркестр РСФСР, так как ни по своему репертуару, ни по интерпретации музыкальных произведений он не соответствовал названию «джаз», являясь популяризатором музыки советской, ставящей перед собой более благородные цели, нежели это делает джаз в его зарубежном понимании». Тут позволительно усомниться в искренности певца. Но писалось для вполне конкретной цели – для материалов на предоставление звания Народного артиста РСФСР. Положение обязывает.

Люди побаивались обвинений в низкопоклонстве перед Западом, от греха подальше меняли пришедшие оттуда названия. Причём это происходило во всех сферах тогдашнего социума. Даже в ресторанах, скажем, «судак орли» превратился в «судак в тесте». Леонид Осипович с горечью шутил:

– Я боялся, что пирожное Наполеон переименуют в пирожное Кутузов.