Утопающий во грехе

На сей раз до споров не дошло, потому как вдруг объявился перепуганный Пантелеев и поведал, что ему позвонили и предложили заплатить приличную сумму, если он не хочет, чтобы пропажи тел девочек продолжились… А если он не заплатит, то придется обращаться к родителям покойных, и тогда поднимется такой шум, что Пантелееву головы не сносить.

Операцию по задержанию вымогателя Бандерас возглавил лично. И блистательно провалился. Вымогатель просто не пришел за «куклой». А может, и пришел, но разглядел засаду. Бандерас был зол, как черт, однако на подчиненных злость не срывал — это было не в его натуре. В неудачах он всегда винил прежде всего себя. Бесстрашно отправляясь на ковер к руководству, он только чуть покусывал губу, когда начальство говорило совсем уж обидные вещи.

Но унывать и посыпать голову пеплом было некогда. Потому что через пару дней появился еще один потерпевший — отец недавно умершей девочки. На него тоже вышли вымогатели — сказали, что могила дочери пуста и если он хочет, чтобы вернули тело, пусть платит.

Этот мужик был покрепче Пантелеева, держался довольно спокойно. Сказал, что деньги, в общем-то не такие и большие, можно и заплатить, но за такое изуверство надо наказывать, и жестоко.

На сей раз вымогателя взяли, но радоваться было рано, потому как оказался он всего-навсего беспутным собутыльником одного кладбищенского рабочего, от которого и услышал про пропажу тел девочек. Услышал и решил шантажировать родителей. Вот и все, что он знал на сей счет. И не верить ему оснований не было. Свое за вымогательство он, конечно, получил, но расследование пришлось начинать сначала.

— Ну что ж, атака с ходу не удалась, — резюмировал Бандерас. — Счастливый случай, лучший друг сыщика, тоже не подвернулся. Значит, переходим к кропотливой осаде. Будем копаться во всем дерьме, что окружает это гнусное дело, и искать зацепку… Дело пошлое, невеселое, но нужное.

— На днях Драч возвращается, — вздохнул Томилин, — чувствую, устроит он мне разбор полетов…

— Да ты не журися, — простонародным говорком поддержал его Бандерас. — Начальство на то и существует, чтобы выражать свое недовольство. Относись к этому проще. Ну как дождь, например, идет и идет.

— Тогда уж не просто дождь, а с громом, — улыбнулся Томилин. — Драч как начнет грохотать, так аж стекла дребезжат…

— Ну, у каждого своя работа. Драч пусть грохочет, а мы будем работать. Начать, я думаю, надо с кладбища. Поизучать там обстановку поосновательнее… Вот так разорять могилы может только человек постоянно там бывающий, хорошо ориентирующийся, знающий все ходы и выходы, который не заблудится там и ночью. Правильно?

— Правильно, как дважды два, — не удержался, подкольнул Бандераса Томилин.

— Дважды два? — прищурился Бандерас. — Каждое дело заканчивается вот таким «дважды два — четыре». Только сначала его никто не видит, а потом охают — как же мы сразу не догадались!

Поработав плотно с кладбищенскими, Бандерас выяснил, что есть человек, который под его описание прекрасно подходит — и на кладбище постоянно бывает, и ориентируется лучше всех работников… Человек-то был довольно в городе известный — писатель, автор нескольких книг, нештатный корреспондент городских газет, знающий несколько иностранных языков. А что касается частого посещения кладбища, то объяснялось это тем, что господин Калугин был по специальности историком, и не просто историком, а краеведом и некрополистом, то есть занимался именно изучением кладбищ, бескорыстно помогал людям в поисках могил своих родственников. И вообще готовил к изданию путеводитель по кладбищам и погостам области…

Калугин при встрече произвел на Бандераса несколько странное впечатление. Вежливый, тихий, небрежно одетый, он словно был погружен в себя, в свой мир. Оживлялся только, когда разговор касался кладбищ. С гордостью сообщил:

— Я подсчитал, что за два с половиной года лично осмотрел 428 кладбищ. Причем по существу делал это только летом. Представляете, какая нагрузка? Ведь все своим ходом, машины у меня нет… Рюкзак на плечи — и вперед…

— Сколько же километров вы проходили ежедневно? — поинтересовался Бандерас, на которого произвел впечатление такой энтузиазм.

— В среднем километров по тридцать — обычная норма. Ноги от переходов просто отваливались… — признался Калугин. — Но что делать! Что делать… А еще собрал, переписал, перепечатал около тысячи различных стихотворных эпитафий на памятниках. Это же настоящий фольклор! Больше такого нигде не найдешь. Многих кладбищ уже нет, так что эпитафии с них сохранились только у меня!

И он тут же зачитал Бандерасу несколько эпитафий. Читал с выражением, прикрыв глаза.

Бандерас слушал его и думал, что подозревать человека, у которого столь трепетное отношение к кладбищам, в разорении могил даже как-то странно, и потому только спросил, не замечал ли Калугин в последнее время на кладбище чего-то странного, необычного. Тот посмотрел на него отсутствующим взглядом и только покачал головой. Мыслями он был весь в своих эпитафиях. На этом и расстались.