Утренняя звезда

Скелеты расступаются и с почтением смотрят, как хозяин входит из главного коридора в ангар, окруженный десятком бритоголовых золотых охранников огромного роста. Все они ростом с Виктру. Золотые черепа скалятся на их воротниках и рукоятях лезвий. На шее висят ожерелья из фаланг пальцев убитых врагов. Это кости Лорна, Фичнера, моих упырей. Вот так в наши дни выглядят профессиональные убийцы: от них за версту веет высокомерием. В их жестоких взглядах, обращенных на меня, не ненависть, а полное отсутствие эмпатии.

Я сказал Шакалу, что не испытываю к нему ненависти, но это неправда. Она поглощает меня, когда ко мне по палубе шагает человек, убивший моего дядю из того самого пистолета, который висит у него на поясе в магнитной кобуре. На нем золотые доспехи с изображением рычащих львов, по бокам украшенные человеческими ребрами. Они покрыты символами, которые я не могу разобрать. Волосы Шакала гладко зачесаны на косой пробор. В руке он с бешеной скоростью крутит серебряный стилус. Антония делает шаг в его сторону, но замирает, поняв, что он направляется не к ней, а к Севро.

– Отлично, кости целы, – произносит он, внимательно осмотрев окровавленное тело. – Здравствуй, Виргиния. Ничего мне не хочешь сказать? – поворачивается он к стоящей на коленях сестре.

– А что тут скажешь? – произносит она сквозь зубы. – О чем говорить с монстром?

Шакал хмыкает и берет ее за подбородок, и я вижу, как рука Кассия тут же ложится на рукоять лезвия. Лилат и скелеты выпотрошат его, он и достать клинок не успеет.

– Мы с тобой вдвоем против целого мира, – тихо говорит Шакал. – Помнишь? Ты так говорила мне раньше…

– Нет, не помню.

– Мы были еще детьми. Мама только что умерла. Я рыдал и не мог остановиться, и ты сказала, что никогда меня не бросишь. А потом Клавдий стал звать тебя с собой то туда, то сюда, и ты забыла про меня. А я оставался один в огромном старом доме и плакал, поскольку уже тогда понял, что у меня не осталось никого. – Он щелкает ее по носу. – Следующие несколько часов покажут, что ты за человек, сестренка! Мне не терпится узнать, какая ты на самом деле!

Он подходит ко мне и вынимает из моего рта кляп. Даже когда я стою на коленях, рядом со мной он кажется карликом. Я вешу килограммов на пятьдесят больше, но он похож на океан: странный, безбрежный, темный, полный скрытых глубин и неимоверной силы. Его молчание громче, чем рык льва. Сейчас я вижу, как он похож на своего отца. Он заманил меня в ловушку, и мне страшно, что теперь все, чего я добился, пойдет прахом.

– И вот мы снова встретились, – обращается ко мне Шакал, но я молчу. – Знаешь, чьи это кости? – спрашивает он, проводя стилусом по ребрам на доспехах, и подходит ближе, чтобы я мог разобрать надписи. – Мой дорогой папочка считал, что о человеке говорят его дела, а я склонен думать иначе. О нас судят по нашим врагам. Нравится? – интересуется он.

На одном ребре – шипастый шлем. На другом – голова в шкатулке.

Шакал украсил свои доспехи ребрами Фичнера.

Ярость захлестывает меня, пытаюсь вцепиться зубами в рожу этого негодяя и реву, словно раненое животное, пугая Виргинию. Натягиваю сдерживающие меня хлысты, трясясь от гнева, а Шакал стоит и смотрит, как я беспомощно извиваюсь. Кассий уставился себе под ноги, стараясь не поворачиваться к Виргинии. И тут я говорю хриплым, не своим голосом, словно демон, которого мог пробудить во мне только Шакал:

– Я с тебя кожу заживо сдеру!

– Кляп! – Он щелкает пальцами, устав от ненужных сцен.

Тарсус вставляет мне кляп. Шакал раскрывает объятия, словно вдруг вспомнил, что к нему пришли два старых друга, с которыми он сто лет не виделся.

– Кассий! Антония! Герои дня! Дорогая моя, что случилось? – спрашивает он, замечая распухшее лицо своей подруги.

Пока он держал меня в плену, они с Антонией были любовниками. Иногда он заходил проведать меня, и я чувствовал ее запах. Или видел, как она мимоходом проводила ногтем по его шее. Он приближается к ней вплотную, берет за подбородок и внимательно оценивает масштабы ущерба.

– Кто с тобой это сделал? Дэрроу?

– Моя сестра, – отвечает Антония, которой явно не нравится, как он ее разглядывает, ведь потерю красоты она оплакивала куда сильнее, чем смерть матери. – Эта сучка за все мне заплатит! А лицо я сделаю заново, не волнуйся! – Она отворачивается.

– Стоп! – резко обрывает ее Шакал. – Что значит «заново»? Зачем?

– Я отвратительно выгляжу!

– Отвратительно? Дорогая, шрамы делают тебя неповторимой! Они рассказывают твою историю!

– Но это история Виктры!

– Ты все равно прекрасна, – произносит он, ласково беря Антонию за подбородок и нежно целуя в губы.

На самом деле ему на нее совершенно наплевать. Мустанг была права, когда говорила, что мы для него просто мешки с мясом и костями. Однако и Антонии хочется любви и признания, несмотря на то что более злобного существа я, пожалуй, не встречал. Вот Шакал и пользуется ее слабостью.

– Это принадлежало Барка. – Антония протягивает ему пистолет Севро.

– Отличная работа! – кивает Адриус.