«Ужас Мой пошлю пред тобою». Религиозное насилие в глобальном масштабе

Однако, невзирая на весь этот успех, жилище Харджапа Сингха окутывала мрачная тревога. Средоточием этой тревоги было стоявшее в гостиной святилище, посвященное его младшему брату Канварджиту Сингху: тот почитался в семье как мученик за сикхскую общину. Канварджит родился в 1966 году, и у него было два главных увлечения: религия и спорт, особенно хоккей на траве. В 1982‐м в возрасте всего шестнадцати лет он услышал Джарнаила Синхга Бхиндранвале и поддался романтически-волнительному обаянию воинствующего сикхизма. Хотя многие отцы были бы рады видеть красивого юного спортсмена своим зятем, в 1985‐м Канварджит вступил в ряды «Коммандоса Халистана». Спустя два года, когда ему исполнился лишь двадцать один, он стал во главе всего объединения.

По воспоминаниям семьи, когда их скромная деревенька стала оплотом столь деятельной и важной организации, хлопот у них прибавилось. Они гордились высоким постом Канварджита, которому подчинялись все прочие молодые люди в поселении, а кто не подчинялся – тем он заткнул рот угрозами. Ходили слухи, будто в близлежащих регионах «деятельность» его бойцов привела к смерти каких-то членов парламента, сотрудников органов и политиков, однако пока Канварджит Сингх был жив, обитатели Султанвинда – и даже полицейские – были под надежной защитой.

Однако же оставаться у руля и в живых ему удалось не дольше, нежели другим главарям воинствующих сикхов. В 1989‐м Канварджита с двумя товарищами зажала в угол полиция – это случилось в доме неподалеку от города Джаландхар. По всей видимости, не сообразив, сколь крупная рыба им попалась, полицейские повезли их на допрос в участок. Один из товарищей Канварджита выпрыгнул из машины и унес ноги, но сам он бежать не мог – после травмы в результате предшествующей стычки с полицией у него в ноге была металлическая пластина. Поэтому вместо этого он проглотил одну из капсул с цианистым калием, которые всегда носил с собой на подобный случай. Как и многие лидеры боевиков, он предпочел умереть добровольно, чем чтобы его запытали до смерти или принудили выдать информацию о движении. Тогда Канварджиту Сингху было двадцать три. Спустя несколько месяцев большинство оставшихся в деревне молодых людей также погибли. Община лишилась целого поколения юношей.

Однако же память о них сохранилась. Помимо святилища в семейном доме, престарелая мать Канварджита обустроила и другое, более личное, в спальне, где он когда-то родился. Харджап и его сыновья знали наизусть все истории о «великих днях» его движения. Вместе со старейшинами деревни Харджап водрузил на центральной площади памятник «нашим потерянным сынам», погибшим в стычках с полицией в годы террора. В честь «потерянных сынов» хотели они назвать и новую школу, однако же здесь возник спор с властями относительно того, уместно ли размещать государственное учреждение в здании, которое будет посвящено, как-никак, врагам государства. Поэтому вместо школы мемориальным строением стала библиотека поблизости.

Харджап не захотел говорить со мной на тему противостояния Канварджита с правительством, однако весьма красноречиво распространялся о добродетелях брата как политического лидера. «Канварджит никогда не злоупотреблял властью ради наживы, – с гордостью сказал мне Харджап, – он сражался за принципы». Другие воинствующие группировки вроде «Тигров Бхиндранвале», заявил он, использовали головорезов, чтобы захапать себе деньги, наркотики и женщин чужими руками. Однако «Коммандосу Халистана» – группировке Канварджита – приходилось даже иногда «устранять» эти дурные элементы, чтобы поддерживать уважение к движению в целом. Если бы кого-то из них поймали на злоупотреблении властью, сказал Харджап, то устранили бы и его тоже[243].

Но зачем им вообще нужна была власть? Каковы были цели движения?

Сначала вопрос как будто немного его озадачил. «Чтобы поддерживать сикхскую общину», – проговорил он наконец.

Стоила ли игра свеч? Не была ли смерть его брата и прочих напрасной?

«В сикхской истории, – уклончиво отвечал Харджап Сингх, – юноши идут в бой и не возвращаются. Теперь они мученики».

Подобное несложное обоснование, почему молодые люди должны сражаться – чтобы убивать или быть убитыми в священной борьбе, – уходит корнями глубоко в индийскую религиозную культуру. Еще в древнюю ведическую эпоху, задолго до оформления в XVI веке сикхизма как отдельной религиозной традиции, герои призывали богов сражаться в их собственных войнах и с помощью небожителей надеялись победить. Эта божественная мощь была красноречиво описана в мифах, переполненных жестокими схватками и кровавыми актами мести[244].