– Во всяком случае, я очень благодарен ей, что она не захотела далее обременять нас своим присутствием, – засмеялся Дадли. – Нечего сказать, хороший багаж был бы!.. Старуха и уродец!
– Послушай, Дадли, если бы я не был уверен в твоем благородном образе мыслей, я готов был бы порвать нашу дружбу. Ты глумишься над мальчиком, а я все же уверен, что ты расположен к нему, потому что он старается читать в твоих глазах и, прежде чем ты выскажешь какое-либо желание, уже спешит исполнить его.
Глава 13. Филли
Возвратимся снова к событиям в Тауэре. Когда королеве доложили, что Уолтер Брай перед казнью погиб от смертельного удара, ее лицо омрачилось, и она бросила недоверчивый взгляд на Екатерину Блоуэр; ее лицо несколько прояснилось лишь тогда, когда ей сообщили, что палач при помощи уколов кинжала удостоверился в действительной смерти Уолтера. Королева избегала взгляда Екатерины и наконец отпустила ее от себя, после чего дала Гардинеру знак приблизиться и проговорила мрачным голосом:
– Если бы дело шло не о том, чтобы смирить плута Бэкли и отомстить ему за измену женщине, я взяла бы свое слово обратно. Нужен надзор за вдовой Хертфорд. Во взоре этой женщины есть что-то невыносимое для меня; она решилась просить за этого мошенника, несмотря на то что он осмелился угрожать нам.
Во время разговора королевы с архиепископом Екатерина воспользовалась полученным разрешением удалиться и села на своего иноходца; но вместо того чтобы отправиться обратно в Уайтхолл, она направила своего коня к Тауэру со стороны, окруженной водой, и стала озираться там, как бы поджидая или ища кого-то. Она очутилась как раз на том месте, где стояла тележка колдуньи; кусты, покрывавшие склоны обрыва, заслоняли вид вдаль, а кругом не было ни души, кто мог бы сказать ей, по какому пути направилась тележка. Это уединенное место было предназначено для тех, кто лишался христианского обряда погребения. Но старуха сказала, что здесь, на этом месте, она получит известие о Брае, и Кэт стала ждать.
Екатерина, как уже известно, была передана Гардинеру старухой Джил; он привез ее в Лондон и взял к себе в дом в качестве экономки. Благочестивый архиепископ имел полное основание проявить такое человеколюбие: во-первых, Кэт могла служить орудием против фаворита Уорвика, а во-вторых – с его стороны не требовалось большой жертвы пользоваться заботливым уходом особы, рабски преданной ему из благодарности, которую вдобавок он мог уничтожить единым словом в случае, если бы она оказалась неблагодарной. Для Екатерины настала новая жизнь. Гардинер вырвал ее из горькой нужды и в то время, когда она потеряла уже всякую надежду на счастье, устроил ей существование, много более завидное, чем то, какое было у нее в корчме «Красный Дуглас». Ее красота расцвела снова; ее щеки, еще так недавно изборожденные слезами, покрылись ярким румянцем. Ее сердце преисполнилось любовью и преданностью к человеку, который спас ее из ужасной ямы и дал ей счастье.
Но в душе Кэт сохранились два воспоминания, более властные, чем это чувство благодарности, и она знала, что есть внутренний голос, которому она последует, даже рискуя прогневить Гардинера и оказаться неблагодарной. Первым воспоминанием, преследовавшим ее как таинственное заклинание, были слова старухи: «Ты принадлежишь мне и, где бы ты ни была, берегись ослушаться меня, когда услышишь мой зов!» Вторым – была мысль о том, кто ее любил и лучше желал бы видеть ее мертвой, чем простил бы ее позор, в котором повинны другие, а не она!
Было ли это воспоминание об Уолтере Брае любовью, сердечной тоской, не умолкающей, даже когда она отвергнута и осмеяна, той любовью, которая все прощает во имя любви, или же то было желание отомстить человеку за то, что он из своей любви не нашел мужества побороть все предрассудки света и открыто заявить: «Чистое всегда останется чистым, даже когда его забрызгают грязью!» – трудно сказать.