Она обвила молодого человека своими мягкими руками и привлекла его к пылающей груди; но, как только почувствовала, что его досада прошла и он пылает страстью, она внезапно откинулась и воскликнула:
– Нет, нет, я не хочу осушать кубок счастья до дна; желать приятнее, чем быть удовлетворенной! Я упиваюсь жаром твоих пылающих глаз! Оставь меня, Роберт, и приходи завтра!
– Оставить тебя? Если бы мне грозила даже смерть за лишний час промедления, так и то я наслаждался бы этим часом, каждой минутой, пока не пробьет мой час. Оставить тебя, Фаншон? Да ведь я изнемогаю, я сгораю!
– Как ты хорош, какое блаженство для женщины любоваться возлюбленным в такой момент! Ты мечтаешь о своем божестве, все фибры твоей души стремятся ко мне, твое желание безумно, лихорадочно, и одно мое слово могло бы дать тебе верх блаженства.
– О, говори, скажи это слово! Улыбнись своими лучезарными глазами.
– Нет, Роберт, я экономна в расходовании счастья. Пока ты стремишься к обладанию, пламя страсти горит все сильнее и сильнее и я утопаю в блаженстве моего торжества; но, когда я буду побеждена, пламя утихнет, почти погаснет и я стану ничтожеством, нищей. Мне придется дрожать, чтобы тебя не похитили у меня; я буду несчастна и одинока, буду вымаливать твою улыбку, как нищий молит о подаянии. Нет, Роберт, исканье, стремленье, желанье – вот это божественное сладострастие любви. Неужели мне поступить, как тот глупец, что зарезал курицу, несшую ему золотые яйца?
– Ты хочешь свести меня с ума? Неужели мне нужно бежать, проклинать и ненавидеть тебя за то, что ты издеваешься над моей страстью, которую ты сама разожгла?
– Так беги! – улыбнулась красавица и кокетливо ударила Дадли по щеке. – Ты вернешься ко мне снова. Ненавидь меня! Это лучше равнодушия!
– Ты – воплощенный дьявол!
– Я только осторожна, как и ты. Я храню тайну, которая приковывает тебя, как ты хранишь свою тайну. Если бы ты вполне доверял мне, если бы я видела, что ты действительно любишь меня, я сказала бы: «Будь моим, а я буду твоею!» Но теперь я хочу иметь оружие против измены, награду за мое доверие.
– Ах, вот что! – усмехнулся Дадли и выпустил ее из своих объятий. – Ты хочешь свою любовь продать ценою моего бесчестия? Если бы у меня и было доверие, то теперь я утратил бы его.
– Тем лучше, – кокетливо засмеялась Фаншон, – тем легче будет тебе повиноваться мне. Садись напротив меня и будем ужинать. Попробуем возненавидеть друг друга; соблазнительная игра – перейти от любви к ненависти, от желания к воздержанию; посмотрим, чья возьмет.
– Фаншон, ты надеешься победить? Но, клянусь Богом, эта игра опасна; если я заставлю смириться желания, если я увижу, что любовь дается мне в награду за бесчестную измену, то возможно, что кровь во мне остынет и любовь заменится презрением.
– Презрение? За то, что я за свою честь потребовала твою, за то, что я потребовала бы наибольшей жертвы за наивысшее проявление любви? Это эгоизм, а не любовь. Разве я требую твоей тайны для того, чтобы предать тебя? Если ты так думаешь, то я должна считать, что ты домогаешься моей благосклонности лишь для минутного наслаждения, чтобы потом забыть меня. Нет, кому я отдаюсь, тот должен принадлежать мне душой и телом.
– Ты – очаровательный глупыш, Фаншон! Моя тайна не может иметь для тебя никакого значения.
– Я знаю и даже полагаю, что это довольно неинтересная тайна; но так как ты упорен, то я настаиваю.
– Фаншон, твой каприз портит наш чудный вечер.
– По твоей вине! А я все же торжествую, – усмехнулась она. – Посмотрим, выдержишь ли ты.
– Я уйду и подожду часок, пока у тебя явится менее суровое настроение.
– Ты, значит, трусишь? Ты не надеешься отстоять свою тайну? Не многого, значит, стоит то, в чем ты отказываешь мне, это только упрямство с твоей стороны! Хорошо! Но клянусь, что не пожелаю больше видеть тебя, если ты теперь обратишься в бегство.
– А если я останусь?
– Тогда будем бороться, пока не победит кто-либо из нас, – задорно сказала красавица. – Я ставлю тебе условие, а твое дело поколебать мою решимость.
– Согласен! Я одержу победу или отчаюсь в том, что ты когда-либо любила меня!
– Глупец! Разве ты не знаешь, что женщина находит наслаждение в том, чтобы раздражать мужчину?
При этом Фаншон бросилась на шею Дадли и покрыла его поцелуями, затем оттолкнула его от себя, наполнила золотой кубок пурпурно-красным вином, пригубила опьяняющий сок лозы и передала Дадли. После этого она бросилась на оттоманку и улыбаясь следила за тем, как он пил огненную влагу и взором пожирал ее.
– Я пылаю, – шептала она, – я пылаю!
Дадли метнулся к этой сирене, но она ловко ускользнула из его рук и скрылась в спальню.
– Остынь, – крикнула она, закрывая дверь на ключ, – освежись фруктами и вином, а я вернусь, отдохнув часок.
– Пощади! – молил он. – Я изнываю!
– В таком случае уступи и сознайся!
– Ты нарушила договор тем, что убежала от меня.
Она отодвинула задвижку и шепнула: