– Ваше величество! До сих пор я еще ни перед кем, кроме Бога и моего короля, не преклонял колен. Вы были мне врагом, да и останетесь таковым, потому что ненавидите во мне верного слугу вашего врага. Но, как граф Сэррей только исполнял свою обязанность, так и я в данном случае повиновался приказу. Однако теперь, когда я покончил со службой, я должен сказать вам, что мне было в высшей степени неприятно и больно служить графу Аррану. Он не смел так оскорблять вас, если не думал покончить с вами совсем; такая половинчатость никогда не нравилась мне. Теперь я свободен, и вам нечего беспокоиться, что я буду предателем из собственного удовольствия. Если шотландская королева хочет бежать, то меня ей нечего бояться: в настоящее время я – слуга только графа Сэррея.
– И в качестве такового, – воскликнул Роберт, – он будет сегодня ночью эскортировать поезд, если королева разрешит мне доказать, что отныне я признаю над собою одну только ее волю, как своей повелительницы.
– Возможно ли это? – возликовала Мария Стюарт, словно будучи опьянена открывшейся пред нею надеждой и все еще боясь, что это окажется сном. – Я могу бежать, могу быть свободной? О боже мой! Нет, нет, было бы слишком жестоко разочароваться так! Это разбило бы мне сердце! Роберт Говард, вы не умеете лгать; поклянитесь мне своей честью, что не обманете меня!
– Ваше величество, вы свободны! Это – не обман. Мы отвезем вас в Дэмбертон или умрем за вас. Клянусь вам в этом всем для меня священным! – воскликнул Дадли. – Клянусь вам в этом за себя и за своих друзей.
– Мы не сомневаемся в вас, – ответила вдовствующая королева, – но знаем подлость графа Аррана. В ваши намерения может входить увезти королеву, мою дочь, но если вы сами обмануты, тогда вы можете проливать вашу кровь с какой угодно безумной храбростью – королеве от этого не будет ни малейшей пользы. Дайте мне доказательства, что ваш план имеет хоть шансы на успех. Покажите мне французских солдат, которые защитят нас от стрелков! Покажите мне письмо от д’Эссе в доказательство того, что он ждет нас, что мы найдем в Дэмбертоне французские корабли.
– Я не могу показать вам ни письма, ни французских солдат, – возразил Дадли. – Я не могу даже выдать вам то, что дает мне непоколебимую уверенность в успехе моего плана, так как вы не должны становиться нашей сообщницей. Но я обращаюсь к шотландской королеве с вопросом, может ли она думать, что мы представляем собою троих подлых дураков, способных легкомысленно ставить на карту благо повелительницы лишь ради того, чтобы выкинуть безрассудно смелую выходку? Может ли она думать, что два дворянина и честный стрелок поручились бы своею честью, если бы дело шло только о проделке пажей, и что мне удалось бы привлечь таких сообщников, если бы у них могла бы оставаться хоть тень сомнения?
– Я один, кому не доверяет ее величество вдовствующая королева и кого она, быть может, и сейчас считает предателем, – вступил в разговор Роберт Сэррей. – Я мог бы ответить на это тем, что доставил бы все доказательства. И из них вы усмотрели бы, что сегодня бегство возможно, а завтра – немыслимо. Это было бы местью, потому что понадобилась бы целая неделя, пока я принес бы доказательства. И тогда я мог бы сказать королеве: «Вы были бы свободны, если бы ваша мать не заподозрила моей чести лишь из дикой ненависти». Я отказываюсь от такой недостойной мести, и так как я поклялся, что в любой момент буду готов пролить за королеву свою кровь, то могу и теперь во имя ее спасения заложить свою голову. Ваше величество! – обратился он к вдовствующей королеве. – У вас есть прочная сводчатая камера во дворце. Я готов быть вашим узником, чтобы у вас был заложник, если против королевы замышляется предательство.
– Нет! – воскликнула Мария Стюарт, покраснев, как огонь, и обеими руками хватая Роберта за руку. – Я верю вам, и вам не к чему отправляться в эту ужасную камеру! Мама, если после всего того ты еще можешь сомневаться, тогда я могу только пожалеть об ожесточенности твоего сердца. Но я сама лучше согласна умереть, чем сомневаться в чести этих господ. Я убегу с вами, и если нам будет угрожать предательская засада, то я приказываю вам, сэр Говард, щадить свою жизнь, так как я предпочитаю снова отправиться в заточение тому, чтобы ради меня была пролита кровь. Я доверяюсь вам и отдаюсь под вашу защиту, и тот, кто не хочет обидеть меня, должен отбросить в сторону всякое сомнение. Мария Флеминг, Мария Сейтон, хотите ли вы сопровождать меня?
Подруги детских игр окружили молодую королеву и стали целовать ее руки.
– Клянусь святым Андреем, – пробормотал Уолтер Брай, – я даже буду рад, если нам повстречается дюжина всадников. За такую королеву и умереть чистое наслаждение.