В борьбе за трон

«Он не смеет так расстаться, – кричало в ней, – я должна сказать ему, что любила его и что его холодность превратила мою любовь в ненависть».

«Нет! – снова поднимался в душе Марии Сейтон другой голос. – Пусть он не торжествует! Пусть не радуется мести Марии Сейтон! Пусть не видит, что ее сердце истекает кровью!.. Твое лицо должно смеяться, даже если горе рвется криком из сердца».

Когда начало рассветать, кавалькада доехала до возвышенности, с вершины которой взорам беглецов открылось море, море, дорога к свободе!

– Море! – возликовала Мария Стюарт. В этот момент к ней подскакал Сэррей, проехавший вперед и теперь вернувшийся обратно на взмыленном коне.

– Приближается отряд всадников, ваше величество! – доложил он, глубоко склоняясь перед ней. – У них знамена с лилиями, королевскими значками Франции. Да поддержит Господь вас, ваше величество, и да благословит вас на всех путях ваших!

У Марии Стюарт от радости и растроганности выступили слезы на глазах; она не находила слов для ответа; только ее нежная ручка схватилась за панцирную перчатку Сэррея, и она всхлипывая прошептала:

– Благодарю вас, благодарю вас!

Действительно, на гору въезжали всадники французского короля. Это был блестящий рой дворян; расшитые золотом платья сверкали в утреннем солнце, копья и доспехи блестели, а знамена весело развевались по ветру. Граф Монтгомери соскочил с лошади и на коленях приветствовал невесту своего дофина, причем радостный клич свиты огласил воздух.

Роберт Сэррей отъехал в сторону и наблюдал издали, как дворяне окружили Марию Стюарт и ее дам; казалось, словно он олицетворял собою мрачные тени ее прошлого, убегающие от пышного блеска будущего. Дадли уже откланялся королеве, а Монтгомери поместился рядом с нею. Весь поезд уже пришел в движение, когда королева вдруг приостановила лошадь и, оглянувшись по сторонам, заметила одинокого всадника.

Почувствовала ли она, что еще одно слово благодарности будет для него целебным бальзамом, заподозрила ли она, как он страдал, или это было просто следствием ее ласковой сердечности, которая очаровывала всех, – но только она повернула лошадь к Сэррею и кивнула дамам, последовавшим за нею.

– Мы еще должны проститься с нашим инч-магомским тираном! – крикнула она французам. – Останьтесь там, господа! Ведь это – расставание с родиной, которое выразится в благодарственных словах этому человеку! – С этими словами она подскакала к Сэррею, сняла с груди бант и, подав ему его, взволнованно сказала: – Я – очень бедная королева; я ничего не могу подарить вам ценного, чтобы отблагодарить за верность, но этим бантом я даю вам знак моей благодарности и уважения, которым вам обязана Мария Стюарт. Вы, мои дамы, сделайте то же самое и одарите нашего храброго инчмагомского пажа знаками, приличествующими смелому рыцарю.

Дамы повиновались. Только одна Мария Сейтон замешкалась, но вдруг, словно стыдясь своего смущения, сорвала с себя бант и подала его Роберту с принужденной улыбкой.

– Я ваша должница, – сказала она, – потому что вы одержали победу и с честью взяли верх над хитростью и коварством.

Ее смех прозвучал как-то глухо и голос дрожал. Когда Роберт взглянул на нее, то увидел, что ее глаза полны слез.

– Леди Сейтон, – шепнул он, – я беру этот бант как знак вашего прощения.

Остальные дамы уже отъехали и последовали за королевой.

– Роберт Сэррей, – ответила Мария Сейтон, и ее лицо стало белее снега. – Вы причинили мне очень много горя, когда так позорно отвернулись от меня, но эти слова снова примиряют нас. Ах, зачем вы не сказали мне этого тогда!

Взгляд, которым она сопровождала эти слова, упал в сердце Сэррея, словно поджигающая искра.

– Мария! – воскликнул он.

Но Мария Сейтон ответила ему скорбной улыбкой и, сказав: «Прощайте навсегда!» – погнала лошадь и в несколько секунд уже скрылась в пестрых рядах французских кавалеров.

– Навсегда! – пробормотал Сэррей и почувствовал себя так, словно прощался со своей юностью.

Глава 9. Пророчество

I

Не говоря ни слова, Сэррей, Дадли и Брай оставались на высоком холме, пока на главной мачте галиота не взвился рядом с боевой орифламмой Франции королевский штандарт Шотландии, и это возвестило им, что Мария Стюарт вступила на французскую землю. Они словно сговорились дождаться этого важного по своим возможным последствиям момента и, когда ветер надул паруса и корабль понесся по волнам в открытое море, с молчаливым, скорбным сочувствием посмотрели друг на друга, как друзья, которые пожимают друг другу руки после прощания с любимым родственником.

– Бедная Шотландия! – буркнул Уолтер Брай. – Кажется, что от тебя улетает твой ангел-покровитель! Горе стране, из которой этот ангел должен бежать в силу того, что она не способна укрыть его!

– Скажите лучше: позор нам, что мы допустили ее бежать! – воскликнул Дадли. – Сэр Говард, у меня такое чувство, словно я виноват в государственной измене. Если бы я видел королеву раньше и не дал Монтгомери слова, то, клянусь Богом, я не отдал бы этой добычи французам.