В борьбе за трон

– Она не виновата в той крови, которая пролилась из-за нее, – возразил Сэррей, – но, как истинные англичане, мы можем только радоваться, что яблоко раздора между Англией и Шотландией плывет теперь по морю.

– Вы так думаете? – улыбнулся Брай, пожимая плечами. – Неужели вы предполагаете, что король Генрих Восьмой начал эту войну из-за ребенка? Полноте, ему просто нужно было приданое нашей королевы, а сама она как невеста шла только в придачу. Сэр Дадли, я помог вам увезти королеву, потому что мое сердце было тронуто тем, что этот милый ребенок должен так жалко влачить свою юность в мрачном замке. Но не думайте, что я поверил вашему деду; он – англичанин и только несколько иначе подходит к вопросу, чем Генрих Восьмой. Шотландская королева стала теперь французской принцессой, а Франция – враг Англии. Лорд Уорвик скажет, что с того момента, как королева Мария Стюарт вступила на французскую почву, она потеряла права на корону, и таким образом Шотландия, как страна без властителя, попадет в руки Англии. Английская жадность просто избирает другой путь. Лисица изобрела другие средства. Но я не хочу оскорблять вас; я говорю просто то, что думаю, и говорю все это без всякого гнева. Лучше, чтобы англичане властвовали в Шотландии, чем нам подчиняться Дугласам.

– Черт возьми! – воскликнул Дадли. – Так, значит, мы с вами – друзья, и, быть может, я когда-нибудь еще раздобуду из Франции эту прекрасную добычу. Сэррей, я завидую дару, полученному вами от королевы, и еще более тому, что она рассказывала мне про вас. Не смотрите так мрачно! Английский штандарт развевается в Кале и, быть может, вскоре взовьется и над Парижем. Тогда мы утащим у дофина его прекрасную добычу, а вы возьмете себе Марию Сейтон…

– Дадли! – перебил его Говард. – Если вы любите меня, то не называйте в моем присутствии этого имени.

– Я очень люблю вас, Говард, как друга, которому можно удивляться и завидовать и которого каждый должен любить, если не хочет ненавидеть его от стыда, что он лучше. Но знаете ли, что рассказала мне королева? По ее мнению, вам следовало бы схватить ту, которую я не смею называть по имени, взвалить ее на лошадь и умчаться с нею!

– Довольно, сэр Дадли, я уже не прошу, а требую от вас, чтобы вы перестали говорить об этом!..

– Да упасет меня Бог сердить вас! Замолкаю и преклоняюсь. Я именно и не могу понять, как вы можете оставаться таким спокойным. Я, будучи на вашем месте, стал бы неистовствовать, волноваться, кипеть, отчаиваться, но не мог бы до такой степени подчинить рассудочности движения сердца. В вас чувствуется что-то шотландское, Говард; вы больше наклонны к мечтательности, я же больше склоняюсь к радостной любви и дивному легкомыслию. Но куда же мы едем? Ведь эта дорога не ведет к границе! Вы с ума сошли, Брай?.. Ведь это – дорога в Эдинбург!

Дадли и Сэррей следовали за Браем, не обращая внимания на дорогу, по которой он поехал. Только теперь они заметили, что он избрал путь, который вел к шотландской столице.

– Мы сделаем очень небольшой крюк, – ответил Брай, – и если вы действительно друзья мне, то дадите мне возможность перед тем, как покинуть Шотландию, исполнить священную обязанность.

– Отлично, сэр Брай, – произнес Дадли. – Но что это за таинственное приключение?

– В нем нет ничего, что могло бы возбудить ваше любопытство, сэр Дадли.

– Хо-хо, сэр Брай! – воскликнул тот. – Мне очень хочется стать вам таким же добрым другом, как и Роберт Говард, потому что из-за вашей мрачной физиономии улыбается честное сердце. Не отвергайте меня только из-за того, что я охотно купаюсь в солнечных лучах; я смеюсь даже и черту в лицо, а тот, кому я протянул руку, может быть уверен в ней до конца своих дней.

– Я верю, верю вам, и хоть вы и являетесь нарядным дворянчиком, зато ваш кулак и в шелковой перчатке доказывает, что кости у вас железные. Но я сейчас не ищу приключения; пусть сэр Говард расскажет вам, в чем тут дело, а я не могу.

Сказав это, Брай снова выехал вперед, а когда Сэррей рассказал Дадли, как они спасли Кэт от папистского столба, как дугласовские всадники свалились в пропасть, то у Дадли стало тепло на сердце и его лицо просияло.

– Клянусь святым Георгом! – воскликнул он. – Я отдал бы год своей жизни, чтобы быть с вами тогда! Но где же эта несчастная?

– Уолтер оставил ее полумертвой, отдав старой колдунье приказание похоронить Кэт.

– Что это значит – «полумертвой», «похоронить»?

– Старуха говорила, что Кэт умрет, так как иначе Уолтер убил бы Кэт.

– В неистовстве бешенства?