В черном списке

Лиза и Вилли не нуждались в утешениях и сострадании. Они не хотели нас разжалобить. В противном случае они не стали бы с нами знаться. Они казались нам людьми, которые намного сильнее нас и вооружены лучше, чем мы. А может быть, большинство людей становятся сильными, когда оказываются в трудном положении. Мы удивлялись, откуда берут они такую силу.

— Пригласи сюда ловкого прокурора, — сказал Вилли, — и в локации не найдется ни одной души, кого бы он не смог обвинить в каком-нибудь преступлении. Какой же вывод из этого? Закон существует для того, чтобы его обходить. — В приступе безудержного смеха он откинулся назад. Роберт стоял на пороге кухни и слушал. Затем он начал, размахивая руками, приплясывать.

— Мы нарушаем закон, мы нарушаем закон! — запел он.

Вскоре Роберта отвели в спальную комнату, где уже улеглась младшая сестренка. На стене дешевый ковер и пара бумажных цветов, на полу одежда Ребекки; сама она спала, сморщив во сне черное личико. Забавно было смотреть на ее волосы, росшие на голове редкими пучками. Роберт вышел и умылся из лохани, стоявшей у кухонной двери. Он вынужден спать вместе с сестрой, но кровать достаточно широка. Комната перегорожена занавеской. По другую ее сторону спала Лиза и старшая дочь Анжела, которую мы еще не видели. В гостиной укладывались на ночь Вилли и Петер.

После того как дети улеглись, мы выпили еще кофе. Говорило радио, и никто не отличил бы этого дома от миллионов других во всем мире. Лиза развязала ленту, стягивавшую волосы на затылке. По радио передавали какую-то викторину и слушателей просили посылать свои ответы.

— Письма от африканцев уничтожают, — сказал Вилли. — Считается, что мы должны слушать только программы для банту. Заявки африканцев с просьбой передать любимые записи не выполняются, если африканец в письме не выдает себя за белого. Один из наших друзей воспользовался именем миссионера из Софиатауна, с его разрешения, и выиграл десять фунтов.

Кто-то толкнул дверь. Это пришла тринадцатилетняя Анжела, старшая дочь хозяев. Она похожа на мать, та же прямая шея, те же косящие глаза. От Вилли дочь унаследовала лишь высокий лоб.

Анжела поздоровалась с нами за руку и поклонилась. Теперь мы познакомились со всеми членами семьи Косанге.

— Ты была на танцах? — спросила Лиза.

— В Коммунити-холле.

— И тебя приглашали танцевать?

— О, я танцевала все время!

На Анжеле было розовое платье, запястье украшал тяжелый медный браслет.

— Где ты взяла губную помаду? — удивленно спросил Вилли. Девочка промолчала.

— Ты пригласила приятелей к нам в гости?

— Двух девочек и четырех мальчиков.

В ее словах можно было уловить едва различимый триумф.

Анжела уселась на стул, вытянув свои тонкие, словно отполированные ноги. На ее сандалиях виднелась дыра. Слабый свет керосиновой лампы отражался в глазах Анжелы, лицо ее было спокойным и непроницаемым — чувствовалось, что никто не сможет заставить ее делать то, чего она не хочет.

Она посмотрела на нас и вздрогнула.

— Уже поздно, — сказала Лиза. — Тебе не холодно?

— Нет, я только вздрогнула, — ответила девочка. У нее был загадочный вид.

НАВСТРЕЧУ РАССВЕТУ

Мы слишком задержались и поспешили распрощаться. Вилли надел куртку.

— Кажется, сегодня ночь спокойная, — сказала Лиза, поглаживая свою руку. — По крайней мере нет облав.

Она взяла бидон с керосином и наполнила керосиновую печку. По комнате поплыло тепло. Мгновение мы стояли молча, прислушиваясь к слабому шуму пламени.

— Поспешите! — крикнул Вилли. — Это прежде всего в ваших интересах.

Нас не должны видеть в Орландо после одиннадцати часов, в противном случае нас могут упрятать в тюрьму и выслать из Южной Африки. Так случилось с корреспондентами «Нью-Йорк тайме», и этот случай был предупреждением для других.

Было уже темно, когда мы вышли на улицу. Однако скоро глаза привыкли к темноте, и мы стали различать ямы и спящих собак.

Над скопищем маленьких белых и серых хижин низко плыл месяц. Навстречу попалось несколько мужчин. Они громко смеялись. Эти люди возвращались из тайного кабака, как нам пояснил Вилли. Сейчас в Орландо, после того как в Софиатауне разгромили трактиры «Обратная сторона луны» и «Тридцать девять шагов», таких кабаков полным-полно.

Последний отрезок пути до автомобиля мы почти бежали, и, как только выбрались из ухабистых проулков локации, Вилли дал полный газ.

— Что будет, если тебя задержат? — спросил я.

— У меня ночной паспорт, — ответил Вилли, — но они найдут причину, чтобы придраться или ко мне, или к машине. Поэтому поостережемся.

Он резко повернул машину и направил ее по дороге, ведущей к какой-то фабрике. Затем поехал вниз узкими неосвещенными переулками. Мы сидели сзади, держась друг за друга.

— Ночной патруль. Форд староват и слишком шумит. Они легко догадываются, что за рулем туземец.