В черном списке

Дю Плесси один из тех, кого называют «белыми бедняками». Сейчас ему сорок пять, он водитель муниципального автобуса, и следовательно, в дальнейшем ему обеспечена пенсия. Зарабатывает он 900 крон в месяц. Со сверхурочными и надбавками получается до 14 тысяч крон в год. Эта сумма не облагается налогом: у него двое детей. Черная горничная получает 95 крон в месяц и питание два раза в день; она работает десять часов, а три часа тратит на дорогу из локации и обратно. Но это еще сносно: в Южной Родезии можно нанять слугу за 50 крон в месяц.

Дю Плесси разошелся и начал рассказывать о работе профсоюзов. Раньше работодатель имел право нанимать за ничтожную плату африканцев, а белый оставался за бортом.

— Затем в это дело вмешался министр труда. Теперь он может любую профессию или специальность подвести под закон о расовой границе. Гуманный человек де Клерк. Мы обычно ходим слушать его выступления.

Виллем дю Плесси знает, как трудно приходится бедняку в Южной Африке. Он обеспокоен тягой африканцев к знаниям, энергией, с которой они стремятся приобрести самостоятельность. Он радуется, что африканцам, а не белым запрещено бастовать. Если белый рабочий почувствует угрозу со стороны своего черного коллеги, он практически может уволить его. Раньше в Южной Африке таких гарантий не существовало.

Белый никогда больше не должен испытывать бедности.

Во время разговора он гладил по голове своего шестилетнего сына. Мальчик пришел домой из детского сада. Он был бледным и хрупким. На лице выделялись лишь большие глаза. Тихий, почти до апатии, он производил впечатление ребенка не от мира сего.

Приходилось только удивляться, как могут трудовые законы некоего де Клерка защитить его на жизненном пути. Дочь играла на улице. Через дверь в ее комнату мы видели лишь богатую коллекцию миниатюрных пакетов из-под корнфлекса, слоеных сахарных пирожков, воздушной пшеницы.

Госпожа дю Плесси с беспокойством направилась к радиоприемнику, как будто она не смела больше слушать речи своего мужа. На нас полилась органная музыка из какой-то бурской церкви. Монотонная и грубая, она увела нас прочь от ярко расцвеченных тканей к пустынному бескрайнему морю: пояс западных ветров, Тристан-да-Кунья. Гугеноты бежали от притеснений в Европе, чтобы создать новый мир — строгий и прекрасный.

— Бывали ли вы на мысе Кап? — спросил я. — Там, где вы когда-то высадились на этом материке?

— Нет, — произнес дю Плесси, — мы не очень любим ездить. Правда, у нас есть автомобиль, но, знаете, когда работаешь шофером… кажется, что двигаешься достаточно.

— Никто из нас никогда не видел моря, — заметила жена. — Я не считаю случая, когда ты был на войне.

В ее взгляде мы заметили упрек, и какая-то часть ее таинственности исчезла. «Почему мы ни разу не путешествовали? — казалось, спрашивала она. — Почему мы все время живем здесь на плоскогорье? Почему мы видим в черном списке все только на картинках? Ведь для этого много фантазии не требуется. Почему дю Плесси, потомок пионеров Африки, сдался?»

Многочисленные рядовые дю плесси поднимали «южноафриканскую целину», они вложили свою лепту в экономику и политику Южной Африки. А сейчас словно этого ничего и не было. Его дети ходят в школу. У сына кашель. Он стал кашлять сразу же после рождения. Ничего опасного. Но всегда что-то не ладится. Иного и нечего ждать. Или можно ждать?

— Дети не просятся к морю? — спросила Анна-Лена.

— Об этом никогда не заходило речи, — ответил муж, и протяжный акцент языка африкаанс еще сильнее почувствовался в его английском.

Остальные члены семьи молчали. Им о многом приходилось молчать. Раскинувшееся вокруг плоскогорье — для них своеобразное море. Но здесь, у подножия обсерваторской горы, они даже не могут представить себе спокойной морской зыби, уходящей за горизонт.

— Конечно, мы ездим на празднества первых пионеров, — заметила осторожно жена. — Побывали даже в Претории.

— Там чувствуешь себя так, словно ты слился со всем, что происходит в Южной Африке, — улыбнувшись, сказал муж.

Я понял, что мы непреднамеренно заставили их насторожиться. Для единственного важного — Южной Африки — мы посторонние. Они буры, а мы иностранцы.

Здесь друзья собираются поиграть в кегли или бильярд, выезжают в парк на воскресные пикники — и так день за днем, год за годом. Они носят имена дю Плесси, Бота, Янзен и Лоу и являются рядовыми людьми без положения в обществе, но они охраняют нечто ценное — миф о Южной Африке.

Они орудие бога в пригороде Иоганнесбурга. А посему они не жеманятся ни перед кем. Все, кто приходят извне, — для них чужие, и учиться у них нечему. Соблазны внешнего мира их не привлекают. Покинувший проторенную дорогу становится предателем.

Их праотцы шли на север и вспахивали новые земли. Их судьбы стали историей Южной Африки. А внуки их внуков превратились в патриотов, которые ничего не испытали. Они принимают на веру все, что рассказывают им близкие. Законы о труде Яна де Клерка навсегда усмирили кощунственные притязания кафров и предоставили регламентированный покой тем белым, у которых исчез дух пионеров.