В доме Шиллинга

— Пора бы имъ убираться отсюда. Срамъ для дома Шиллинга, что въ немъ живутъ такіе люди.

И вс горячо съ нимъ соглашались, между тмъ какъ экономка, сильно раздосадованная, молча ушла въ свою комнату, — она знала все лучше ихъ, но должна была молчать, — баронъ Шиллингъ строго приказалъ ей хранить тайну.

Тмъ временемъ донна Мерседесъ съ мучительнымъ безпокойствомъ обыскивала комнату за комнатой. Наканун того дня какъ заболлъ Іозе шкатулка съ документами была у нея въ рукахъ. Она вынимала бумаги и показывала ихъ барону Шиллингъ такъ же, какъ и послднюю волю своего брата и его письмо къ матери, собственноручно имъ написанное. Письмо было запечатано, но она хорошо знала его содержаніе и почти слово въ слово сообщила его барону. Она помнила также, что онъ говорилъ о цнности шкатулки и долго любовался ея искусной работой. Потомъ они оба вмст тщательно сложили бумаги и положили ихъ на мсто и она при немъ же поставила довольно тяжелую шкатулку въ темный уголокъ нижней полки, онъ могъ это засвидтельствовать… Т часы ясно возстали у ней передъ глазами, она помнила, какъ Люсиль со своей ребяческой боязнью привидній убжала среди благо дня и оставила ее въ салон одну съ барономъ Шиллингъ, — мыши царапались за стной, — мыши, казалось, играли важную роль въ дом Шиллинга. Она остановилась среди салона.

— Видали ли вы когда нибудь, чтобы мыши бгали здсь въ комнат? — спросила она съ отвращеніемъ у Анхенъ, стоявшей въ отворенныхъ дверяхъ комнаты больного.

— Я слышу только, какъ здсь трещитъ, и вижу, какъ отъ стны летитъ пыль, — возразила двушка, покраснвъ и едва переводя духъ отъ волненія, и, протянувъ руку, она указала на деревянную рзьбу, которая какъ кружевомъ покрывала стну за зеленой кушеткой.

— Это можетъ происходить отъ малйшаго сотрясенія въ дом, - дерево очень ужъ старо, — сказала донна Мерседесъ, пожимая плечами. Краска исчезла съ лица двушки, она, видимо разочарованная, опустила голову на грудь и вышла изъ комнаты.

Когда солнце зашло и стало свже, донну Мерседесъ потянуло на воздухъ, въ садъ. Ей казалось, что только тамъ она можетъ вздохнуть съ облегченіемъ отъ всхъ тревогъ и волненій, обрушившихся на нее. Дома, бывало, въ такія тяжелыя минуты, она бросалась на лошадь и, какъ бы приросши къ ней, неслась во весь опоръ по степямъ и ущельямъ, мимо обрывовъ, съ которыхъ бурнымъ потокомъ катилась вода; и ей легче дышалось, небо и земля длались свтле отъ избытка ея собственныхъ юношескихъ силъ… Здсь же дома и стны замыкали небольшой зеленый уголокъ — нечего было и думать о безграничной шири — но съ сосднихъ горъ сюда доносился смолистый запахъ ели, слышалось журчанье маленькаго ручейка, надъ большими лужайками и вершинами липъ носилось дыханіе свободной природы, чего не было въ переднемъ саду, который молодая женщина, какъ плнница, видла изъ окна и куда черезъ ршетку заглядывали любопытные взоры прохожихъ.

Садовникъ поднялъ рамы въ зимнемъ саду и двери въ него были настежь отворены, чтобы дать туда доступъ мягкому вечернему воздуху. Фонтаны мечтательно журчали, и въ тихомъ сумрак колыхались большіе листья и цвты чужеземныхъ растеній.