В другой раз повезет!

Да, было время, по молодости лет я тоже увлекался мотоциклами. Догадайтесь, что меня излечило? Авария. Это случилось во время войны. Тогда опасность грозила каждую минуту, и нас уже мало что пугало. Я получил сотрясение мозга, вывихнул плечо и повредил спину. Уверен – если бы не травма, не пришлось бы сейчас таскаться на этих проклятых ходунках. Повреждения усугубили артрит… Черт меня дернул сесть на окаянный драндулет! Что ж, задним умом все крепки, как говорится.

Хотя нет худа без добра. Во французском госпитале за мной ухаживала необыкновенно милая сестричка – она сохраняла абсолютное хладнокровие в любой ситуации и бегло шутила на двух языках. Когда поблизости падали бомбы и дребезжали от взрывной волны больничные утки, бравые санитары ныряли под стол, а она шла дальше как ни в чем не бывало. Я настойчиво предлагал ей выйти за меня замуж и переехать в Штаты после войны. Она каждый раз вежливо благодарила и объясняла, что, hélas, это невозможно. Она ни за что не бросит родную Францию, а также родную матушку – которая точно никуда не поедет, пока фашисты не вернут ее дворец. Как же я жалел, что не родился французом!

Она никак не могла произнести «Говард», на французский манер получалось что-то вроде «Овар», которого она потом переделала в «Повар». Впрочем, не буду отвлекаться. А ее, представьте себе, звали Эмили! Хорошо еще, что ее имя произносилось с ударением на последний слог – я как-то пережил совпадение.

Цепа, глядя, как Порция усаживается на мотоцикл, спросила у нашей американской Эмили:

– Вы ей разрешаете?

Эмили немного подумала и ответила:

– Да. Я иду спать!

– Подождите! Я шляпу забыла! – воскликнула Порция, выпрыгнула из коляски и, обогнув мать, протопала вверх по ступеням.

– Я как раз захватил шарф и для тебя! – крикнул вслед Хью, радостно размахивая шелковым платком.

О Нине он тоже позаботился – она уже привязывала шляпу, устроившись на мотоцикле позади него.

Я отправился помочь Маргарет с мытьем посуды и застал Эмили у журнального столика – она листала свежий выпуск журнала «Лайф».

– Я собиралась пойти лечь, но жизнь чинит препятствия, – промолвила она.

Я быстро оглянулся по сторонам и подошел поближе.

– Эмили, мне нужно кое-что тебе сказать.

Она тоже оглянулась и проворковала:

– Что я прекрасна, как никогда?

– Само собой! Только есть еще кое-что…

Ее улыбка померкла.

– Ой, – пробормотала она. – Что-то случилось?

– Не уверен… – ответил я и вкратце описал эпизод в пустом стойле и что я успел наговорить Порции, пока думал, что под маской осла Эмили.

– Не знаю, что и делать… – закончил я. – Думаешь, она поняла?

– А она точно расслышала? – спросила Эмили. – Изнутри почти ничего не видно и не слышно.

– Не уверен… – повторил я.

Эмили нахмурилась:

– Ну, мне она ничего не рассказывала. Хотя она вообще со мной теперь не разговаривает без крайней необходимости. И когда она стащила мерзкого осла? Он точно был в моей спальне, когда я собиралась к тебе вчера вечером. Помню, что одевалась и думала – надо бы взять башку и тебя напугать.

– А вдруг Порция зашла к тебе и взяла? – спросил я.

– Пока меня не было? – ахнула Эмили. – Боже мой… Не знаю.

Потом она подумала и добавила:

– Давай пока не будем отчаиваться. Может, я видела маску не вчера, а позавчера. Я совсем запуталась. Все из-за тебя…

Мы посмотрели друг другу в глаза и вновь потеряли счет времени. Эмили взяла меня за подбородок, притянула к себе и поцеловала.

– Порция ребенок. Даже если она что-то слышала, то ничего не поняла!

Последнее утверждение было верным в начале нашего разговора. Однако, когда Эмили отпустила мой подбородок, мы увидели Порцию на нижней ступеньке со старой шляпой Сэма в руках. Она спустилась совершенно бесшумно. Значит, Нина и ее научила хитрой комбинации шагов на случай тоски и бессонницы.

Глава девятнадцатая

– Теперь вы с папой квиты, – произнесла Порция.

Тон был спокойный, лицо непроницаемое. Потом она нахлобучила шляпу Сэма и вышла.

Эмили робко последовала за дочерью и остановилась на крыльце, глядя, как Порция залезает в коляску. Троица на мотоцикле с рокотом покатила к выезду. Нина помахала Эмили рукой. Порция даже не обернулась.

Я тоже вышел на крыльцо.

Эмили пробормотала:

– Ничего страшного… Она вернется, и мы поговорим…

Я не был уверен насчет «ничего страшного», так как увидел лицо Порции раньше – поверх плеча Эмили. У нее был холодный расчетливый взгляд – так Макс смотрит на противника, когда идет с лопатой наперевес. И очень скоро противником Макса окажусь я, если Порция расскажет, как застукала меня со своей матерью. Будь я постарше и поопытней, я бы, наверное, отступил. Но я тогда был убит горем и молод (мне и двадцати пяти не было). Чем руководствовалась Эмили – не знаю. Никогда не умел читать мысли.

В ту ночь мы лежали, обнявшись, на моей узкой кровати, и Эмили сказала:

– У нас по-другому.

– Что по-другому?

– Прости! Ты же понятия не имеешь, о чем я! Я думала о словах Порции… У нас с тобой совсем не то, что у моего мужа с его… – она запнулась.

– …девицами легкого поведения? – закончил я и обвел пальцем ее ключицу.