В другой раз повезет!

Она окинула сначала Хью, потом меня испепеляющим взглядом и удалилась в дом, хлопнув дверью так, что окна задребезжали.

– Что я такого сказал? – удивился Хью. – Ну да, аэродромом это назвать трудно… Жалкая полоска земли, пара ангаров и самолетов. Конечно, не «Ламберт Филд»…

– Да, Вард, – сказала Нина, – если честно, мы были на аэродроме. Порция захотела посмотреть самолет. Только никому не говори, ладно? Я разрешила ей посидеть в кабине. Если кто спросит – самолет из ангара не выезжал, крылья не расправлял.

– Нина и меня пыталась затащить в эту неуклюжую машину. Нет, спасибо! А вот Порция… – начал Хью.

– Самолет не неуклюжая машина! – перебила Нина. – Я, например, ни разу не падала! Даже близко! А сколько раз ты валился с велосипеда? Я помню по крайней мере три ужасных случая!

– Там падать не так уж далеко, дорогая. Как видишь, мне даже парашют не нужен.

– Больше вероятности убиться на велосипеде, чем…

– Слушайте, я просто из вежливости поинтересовался, – сказал я. – Порция права – не мое дело, где вы были. Мое дело – лошади, а вы их берете без спроса! Мы недосчитались Пельменя, и пришлось менять планы. Не ожидал от вас, Нина! Объясняйтесь с Маргарет сами…

– Откуда она узнала? – всплеснула руками Нина. – Неужели ты наябедничал?

– Еще чего, я не доносчик! Однако, если не объясниться сейчас, Маргарет и за ужином не постесняется спросить, где вы пропадали.

– Боюсь, вся суматоха из-за меня, – вмешался Хью. – Я собирался прокатить Нину на руле, а оказалось – нас трое. А я, к сожалению, не вожу машину.

– У вас в Сент-Луисе кто-нибудь вообще водит? – спросил я.

– Зачем, когда есть трамваи и личный шофер? – беззаботно ответил Хью, потом добавил: – Ну мне, пожалуй, пора обратно в Рино. Не хочу ехать по проселочной дороге в темноте – недолго и под колеса угодить.

Затем он расцеловал Нину в обе щеки и произнес:

– Люблю тебя, дорогая!

Потом, выпустив ее из объятий, дотронулся до жемчужной нитки и улыбнулся:

– До сих пор носишь мой подарок!

– Никогда не снимаю.

– Я знал, что тебе понравится!

– Как всегда угадал!

Потом он сказал нам «чао-какао», запрыгнул на велосипед и укатил.

– Спасибо, Хью! – прокричала вслед ему Нина.

Он помахал рукой, не оборачиваясь. Я даже порадовался, что он не видел Нину в тот момент. Довольно жалкое было зрелище – она теребила жемчужную нить и смотрела в его удаляющуюся спину с неприкрытой тоской.

Убедившись, что Хью отъехал на безопасное расстояние, я спросил:

– А с этим вы почему разводитесь?

– Не твое дело! – отрезала Нина и, ссутулившись, поплелась в дом.

Когда Сэм вернулся с прогулки, я ему рассказал, кто украл Пельменя.

– Так-так, понятненько… – произнес он, многозначительно покивал головой и пошел расседлывать лошадей.

Вечером Сэм сказал:

– Слушай, Говард, ты последнее время какой-то измотанный. Что стряслось, дружище?

Про родителей я никому не рассказывал, однако Сэм, видно, разузнал – иначе откуда сочувственный взгляд и официальное «Говард»?

– Как ты догадался? – спросил я.

– Да в твоей спальне каждую ночь возня – будто ты поросят режешь. У нас на ранчо не так много поросят, к тому же слишком жарко, чтобы их резать.

– А, ты про это…

– Будь осторожней. Богатые дамочки поиграются и выбросят, как пустую бутылку из-под колы. Им пустая тара ни к чему – они не из тех, кто за нее деньги получает.

Сэм дело говорил. Но знаете, с советами всегда так. Если совет нам не по душе, мы обязательно считаем его глупым.

Глава восемнадцатая

Как ни странно, Эмили боялась, что нас застукают, больше, чем я. Или ей просто нравилось скрываться и рисковать. Не знаю. Помню только, что она подпрыгивала от любого шороха.

Однажды, лежа на моей груди в нашем с Сэмом бараке, она рассказывала:

– Я сегодня прокралась к себе, включила свет и чуть в обморок не упала! Он там – на стуле, смотрит стеклянными глазами! Слышал бы ты, как я завизжала! Думала – всех перебужу!

– Хорошо, что не перебудила…

Я понятия не имел, где искать другую работу, и совсем не торопился терять место.

– И кто это был? Скорпион?

Эмили вскочила, натянув простыню на грудь.

– Скорпион?! Комната называется «Скорпион», потому что они там водятся?

– Конечно! А что такого? Ты же уживалась с койотами! – сказал я, потом объяснил: – Никто там не водится, Эмили. Скорпионы ассоциируются с пустыней, поэтому и назвали так. Ну так кто на тебя смотрел?

– Осел! Я про него совсем забыла. Глаза стеклянные – свет отражается. Ты бы тоже завизжал!

– Разумеется, – улыбнулся я.

– Вот подожди, надену маску и подкараулю тебя! Тогда не будешь смеяться!

Поэтому я совершенно не удивился, когда несколько дней спустя застал в пустом стойле Эмили – в пижаме, красных сапожках и с ослиной башкой на голове. Эмили сидела на коленях, а котята самозабвенно по ней лазали.

Я вскрикнул от неожиданности и отступил на шаг, налетев спиной на дверь. Потом рассмеялся.

– Ладно! Подловила! Поздравляю!

Эмили поднялась на ноги, прижимая к груди пестрого котенка, и обратила на меня блестящие стеклянные очи. Я заметил, что она не чихает.

– А сказала – идешь к себе принять душ и поспать! Ловко придумано!