Фашисты всячески пытались посеять панику среди отступавших войск. Войска буквально забрасывались листовками, засылались в наш тыл и провокаторы. В листовках утверждалось, что сопротивление бесполезно, что Москва и Ленинград давно захвачены германской армией и что всех, кто перейдет к немцам, отпустят домой. Чтобы посеять рознь между нашими воинами, гитлеровцы сбрасывали листовки для украинцев, представителей среднеазиатских и кавказских национальностей, в которых подстрекали их против великого русского народа, призывали не слушаться командиров, убивать комиссаров.
Важнейшей задачей партийно-политической работы в этих условиях явилось разоблачение вражеской пропаганды. Я поставил командирам и комиссарам частей, политрукам задачу разъяснять всему личному составу временный характер тех больших трудностей, которые встали перед нашим народом и Красной Армией. Надо было всеми формами пропаганды и агитации обеспечить организованный отход, убедить воинов и местное население, что отступление не бесконечно, что Красная Армия разобьет фашистов и освободит Украину, всю советскую землю от ненавистных захватчиков.
Вновь и вновь внимание командиров и политработников было обращено на необходимость воспитания у воинов жгучей ненависти к врагу. В дивизии уже было несколько командиров и красноармейцев из 6-й и 12-й армий, которые испытали на себе «прелести» фашистского плена, о которых трубили фашистские листовки. В дивизионной газете стали регулярно публиковаться сообщения очевидцев о зверствах гитлеровцев на временно оккупированной территории, об их варварском отношении к военнопленным.
Красноармеец Мажар, бежавший из плена, рассказывал, что в Белой Церкви он видел разграбленные квартиры, заколотую женщину с ребенком на руках, трупы стариков. В селе Каменка немцы сожгли заживо молодую жену комиссара Красной Армии…
Капитан Красноюрченко писал в газете об обращении гитлеровцев с советскими военнопленными. На вспаханном поле фашисты огородили колючей проволокой небольшой квадрат земли и загнали туда военнопленных. Четыре дня им не давали ни воды, ни пищи, а на пятый принесли вонючее варево из концентратов, испорченных керосином. Начались дожди, и грунт под ногами узников превратился в сплошное месиво. Вспыхнула дизентерия, и мертвых стали возами вывозить в овраг. Раненым не оказывалось никакой помощи. Раны у всех гноились. По утрам фашистские палачи ходили по лагерю и тех, кто от слабости был не в силах подняться, добивали выстрелами из винтовок, прикладами или кололи штыками.
Такие заметки вызывали у красноармейцев и командиров священную ненависть к фашистам, и они дрались с еще большим упорством, стойкостью и героизмом.
Напряжение росло с каждым днем. На нервы бойцов особенно сильно влияла гитлеровская авиация, которая, как правило, своими ударами готовила атаки танков. У неустойчивых, недостаточно закаленных духом людей появилась танкобоязнь, и со вспышками этой «болезни» нам приходилось встречаться не раз.
…Дорога вдоль Южного Буга. Теплая украинская ночь. Я вел обоз с боеприпасами. Снабжение дивизии снарядами, патронами и продовольствием давненько уже осуществлялось с большими перебоями. Моя машина шла в середине обоза. Боеприпасы мы должны были доставить к рассвету — утром предстоял жаркий бой. Повозочные подремывали на подводах. Многие из них — мобилизованные из местного населения — даже не успели получить армейское обмундирование.
Светила луна, небо обшаривали лучи прожекторов, где-то над нами нарастал гул нескольких «юнкерсов». Неподалеку слева ухнуло несколько разрывов бомб. Видимо, фашистские летчики заметили скопление советских войск.
И тут, словно по какому-то сигналу, медлительный обоз пришел в неистовое движение. Возчики погнали лошадей, повозки начали сталкиваться, валиться в канавы. Ругань, ржанье коней, крики: «Танки!», «Окружают!», «Стой!», «Назад!».
Неужели людей обуял такой испуг от нескольких бомб, сброшенных где-то рядом? Я приказал поставить машину поперек дороги. На нас мчалась успевшая развернуться в обратную сторону повозка. Обозник нахлестывал лошадей. Пришлось сделать несколько выстрелов в воздух. Повозка остановилась.
— Танки! — пробормотал пожилой боец. — Окружают…
Я-то хорошо знал, что никаких танков противника нет и быть не могло. Ездовых страшили огоньки выстрелов наших зениток, расположенных справа и слева от дороги. Вскоре на дороге стало все спокойно, и обоз вовремя прибыл по назначению.
Утром я продиктовал в дивизионную газету заметку, в которой рассказал, как ночью огоньки выстрелов своих зениток необстрелянные бойцы приняли за танки противника, и высказал ряд рекомендаций по обучению командиров и красноармейцев тактике ночного боя. Молодой боец поэт Петря Крученюк опубликовал там же сатирические стихи о паникерах.