В горах Памира и Тянь-Шаня

Обсерватория «Ледник Федченко» расположена на плоском ригеле, то есть скальном террасовидном выступе, над левым, западным, берегом ледника на высоте 4160 метров. Здесь группа метеорологов и гляциологов ведет наблюдения за погодой и за ледником. Ибо именно здесь один из узлов, где делается погода, где скапливается огромное количество осадков в виде льда и снега. Они копятся здесь целый год, чтобы, тая в самые теплые летние месяцы, отдать свои воды рекам, орошающим поливное хозяйство Средней Азии. Почти все поселения Средней Азии, поля хлопчатника, виноградники, все хозяйство зависит от того, сколько в этом году выпало снега в окрестностях обсерватории Федченко и сколько там летом растаяло льда.

Здание самой обсерватории своеобразно. Это прижатый к земле дом с полукруглой крышей, похожий на какую-то подводную лодку. Он весь, как броней, покрыт железом, а его небольшие окна похожи на иллюминаторы. Внутри этого железного дома-корабля устроен второй, деревянный, внутренний, дом. Вернее, дом обсерватории имеет две стенки, разделенные воздушной прослойкой.

В центре здания кают-компания — столовая, справа и слева по две каюты с койками в два этажа, как в мягком вагоне. С одной стороны кают-компании лаборатория, кабинет для работы и наблюдения, с противоположной — кухня и кладовая. Двери, как и окна, двойные.

Обсерватория построена в 1933 году, и с тех пор здесь ведутся круглосуточные наблюдения за погодой и за ледником: каковы температура, давление, осадки, как ведет себя ледник, как быстро он тает, насколько быстро двигается, как возникают трещины и т. д.

Чуть ли не час поднимались мы на ригель. Затем караван быстро развьючился и срочно ушел обратно: спустились облака, начинался снегопад, а лошади у обсерватории на снегу ночевать не могут.

Я отправил свою Кульджу с караваном обратно к Чертову гробу и дальше вниз за дровами, а сам остался на два дня у своего друга Бориса Нелле, который здесь зимовал. Не знаю, погода ли действовала (нашло облако и пошел снег), тутек ли (горная болезнь) или просто усталость, но только я завалился на койку своего друга и мгновенно заснул, а проснулся только на следующее утро.

Утром разъя́снило, и, как только солнце поднялось над хребтами Танымаса, мы с Борисом вышли из здания обсерватории и подошли к краю ригеля. Поразительная панорама открывалась перед нами. У наших ног, как огромная семидесятикилометровая ледяная змея, лежал ледник Федченко. Ширина его в этой части достигала пяти километров, а внизу он был еще шире. Недаром вчера мы пересекали его больше часа. На поверхности ледника многочисленными темными продольными полосами шли морены, покрытые снегом и льдом. Они были едва заметны в верхней части ледника, но тем резче проступали в нижней. В верхней части ледника их было немного, этих каменных продольных полос, а чем ниже, тем их становилось все больше и больше. Ведь каждый ледник и ледничок, вливавшийся в Федченко, приносил с собой две морены, и поэтому в нижней части ледника его поверхность была вся полосатая. И этот гигантский ледяной змей полз, пускай медленно, но полз, продвигаясь в своей центральной части примерно на двести метров в год.

А по обе его стороны вздымались хребты, крутые и зубчатые, со склонами, покрытыми плащом ледников. Хребты были огромны, они закрывали полнеба. Ледяной панцирь на них был неровный, ледники нигде не лежали сплошным ровным покровом, они то рваными, растрескавшимися ледопадами спадали по крутым склонам, то были разорваны, проткнуты ребрами и пиками больших и мелких хребтов.

Прямо перед нами был хребет Северный Танымас с вершинами в пять-шесть тысяч метров, а сзади шел хребет Академии Наук, где поднялся на семитысячную высоту пик Коммунизма. Всюду, куда ни посмотри, справа, слева, спереди и сзади — ледяные стены, зубчатые гребни, хаос ледников, фирновых полей, свисающих глыб льда, ледяных карнизов и балконов. Картина потрясающая по своей красоте и первозданной мощи. Подавляюще прекрасным выглядел в этой горно-ледяной оправе ледяной гигант, ледяной змей, веками медленно льющий свои ледяные струи.

Холодно и мертво кругом, никакая жизнь, казалось, невозможна в этом царстве мороза и льда. Но, как бы в ответ на мои мысли, я неожиданно увидел бабочку. Здесь, в центре оледенения, ей, казалось бы, решительно нечего делать. Ее веселое порхание было просто противоестественно. Ее ожидала несомненная гибель. Как только первое облако закроет солнце, температура сразу станет минусовой, и бабочка неминуемо свалится в снег, чтобы уже больше не подняться в воздух, не порхать больше. Вот что пришло мне в голову, когда я глядел на этот ландшафт, и все это я сказал Борису.

— Нет, нет! — сказал Борис. — Пойдем покажу!