В горах Памира и Тянь-Шаня

Мы обогнули здание обсерватории и увидели на ригеле неширокую ровную террасу. На ней стояли будки с приборами, и здесь же, среди снежных пятен, были целые полянки, целые клумбы настоящих ярких, веселых памирских высокогорцев. Здесь были великолепные фиолетовые снежные примулы и крошечные крупки Коржинского. Крупки, правда, прятались между камней, выставляя наружу только свои желтые головки. Здесь стлались в осыпях побеги трехпалой вальдгеймии, этого чемпиона выносливости. Из памирских растений выше всех по скалам и осыпям поднимаются живущие среди снегов вальдгеймии. Их побеги стелются среди щебня, а цветки, похожие на ромашку с ярко-желтой серединкой и ярко-фиолетовыми лепестками, поднимаются над камнями. На этой лужайке на ригеле рядом с обсерваторией я насчитал свыше трех десятков видов растений, но, наверное, их там было гораздо больше. И все крошечные, и все ярко цветущие, и все прижавшиеся друг другу куртинками, дернинками, защищающие друг друга. Крошечные мятлики, крошечные осочки, малюсенькие стелющиеся хохлатки, подушечки зиббальдии, лапчатки, остролодочника с их ярко-фиолетовыми, желтыми и розовыми цветками. Все это сейчас цвело, торопливо, дружно, спеша закончить все свои дела, вырасти, отцвести и дать семена в течение двух-трех коротких месяцев лета. Было удивительно и приятно видеть этот островок жизни среди окружающего мертвого ледяного хаоса…

Мы вернулись в обсерваторию, завтракали и болтали, сидя в кают-компании, когда снаружи раздался зов:

— Идите смотреть! Летят!

— Кто летит? — спросил я.

— Увидишь, — ответил Борис.

Мы вышли. День был все такой же ясный и солнечный. На солнце было просто тепло, мягкий, даже теплый ветер ровно и спокойно тянул откуда-то с юга-запада вниз по течению ледника. И в струях этого ветра над этой ледяной рекой, обрамленной ледяными стенами, плыли, неторопливо перепархивая и уносясь вниз, к концу ледника, сотни, тысячи бабочек. Они летели мимо нас непрерывно часа три. Бабочек несло ветром откуда-то с Ванча, через перевал Кашалаяк, несло вниз, к концу ледника, а мы как зачарованные смотрели и смотрели им вслед.

— Так каждый год, — сказал Борис, — по нескольку дней, точно перелет какой-то. Летят и летят, даже дико смотреть: кругом снег, а они летят.

Два дня я просматривал материалы наблюдений за ледником. Многие данные говорили о том, что Памир непрерывно поднимается, поэтому важно было установить, что же делается с ледником Федченко. Сокращается ли он? Выходило, что сокращается. Но почему? С какого времени? С какой скоростью?

В середине второго дня вернулся караван. Моя бедная Кульджа не несла, как я опасался, тяжелые арчовые бревна. На ней восседал сам Султан.

— Ну, Кирилл, юрга (иноходец)! Ну, юрга! — говорил Султан. — Продай! Ну продай! Что хочешь дам, — и он тряс головой.

Но я и сам в лошадях понимал не меньше Султана. Продать Кульджу мог только сумасшедший.

Ночевали мы в Чертовом гробу, а на следующий вечер, уже были в Алтынмазаре.

После дневки мы тронулись назад, на Каракуль, через Каинды. Саукдару перешли хорошо, потому что не торопились и пришли на переправу, когда была самая малая вода. Кроме того, я накануне тщательно осмотрел брод и точно рассчитал, где и как надо идти.

…А на тропе, когда наш караван уже подтягивался к тому лагерю, где мы прежде ночевали, я опять, в который уже раз, увидел  е г о  следы. Большие и широкие, почти как у человека, только с когтями, а большой палец был такой же длины, как остальные, то есть все пальцы были одинаковые.

А на повороте, за который я выскочил, идя быстрым шагом впереди каравана, я увидел во второй раз и его самого.

Он был большой, совершенно черный, только с белым пятном на груди, точно с белым галстуком. Морда широкая, с круглыми большими ушами, как у всех гималайских медведей. Видел я его на этот раз очень близко, шагов за тридцать, и легко мог бы стрелять, но, конечно, не стал. Я только свистнул, и он унесся с третьей космической скоростью.

Больше я его не видел. Несомненно, что это его чуяли лошади и собаки в лагере на Каинды и что это наше появление на Каинды согнало его вниз и заставило внизу маяться. В гору пойдет — люди ходят за дровами, на Баландкиик пойдет — крик… Насилу он вернулся к себе на Каинды.

Все зоологи категорически утверждают, что на Памире гималайского медведя нет и не было. Но что мне делать, если я его дважды видел? Видел близко и совершенно ясно. Видел, бегущим, видел идущим, видел стоящим и даже на задних лапах видел. Кому же мне верить: себе или зоологам?

В старом лагере мы неожиданно увидели Лиса, живого, здорового и с раздутым брюхом. Не иначе как сурка сожрал, негодник. Он, потягиваясь, встал и не торопясь пошел к нам здороваться.

В Рушане