В горах Памира и Тянь-Шаня

— А ты как думаешь, Мусса? — спросил я, когда мы, исчерпав все «за» и «против», надолго замолчали.

— Я не знаю, — задумчиво сказал Мусса. — Хочется узнать. Интересно. Ты знаешь, я много искал этот клад. Но сейчас я не знаю. Интересно все-таки, зачем люди в пещеры лазили? Понимаешь? Зачем лазили по пещерам? Там же холодно. Ничего хорошего нет, а люди там бывали, бывали много. Но вот зачем? Понимаешь?

Нет, я ничего не понимал.

На следующее утро Рангкуль преподнес нашим ихтиологам сюрприз. Рыбаки с вечера закинули сети, но вместо улова или хотя бы вместо пустых сетей вытащили из озера только веревки.

Я подошел как раз в тот момент, когда их вытащили и с грустью осматривали. Я тоже осмотрел сеть и недоуменно спросил:

— Кто это вам их так? На что получил ответ:

— Бокоплавы, стервецы, бокоплавы.

— И много их там? — спросил я.

— Пойди и посмотри сам, — кивая на озеро, ответил Глеб.

Я подошел к озеру. Вода была прозрачная, и среди прибрежной травы и дальше вглубь, среди водяных растений, я увидел множество черных, быстро снующих в разные стороны насекомых. Но это были не насекомые, а те самые злокозненные мелкие рачки-бокоплавы.

Утро было теплое. Я попробовал воду, вода тоже оказалась теплой. Я разделся и полез в озеро. На первых порах я ничего не ощутил, кроме того, что вода теплая. А когда зашел в воду по шею, то оказалось, что теплая она только на поверхности. И руки у меня были в теплой воде, а ноги в ледяной. Тогда я поплыл, но не быстро: на Памире быстро не поплаваешь. Высота — это высота все-таки! Здесь ведь около четырех тысяч. А плыл я к небольшому острову, расположенному за несколько сот метров от берега. Там была колония диких гусей.

Только проплыв полдороги, я понял, что делаю глупость. Я почувствовал, что у меня не хватает дыхания, и испугался. А до острова оставалось двести метров, назад — еще больше.

Тогда я перевернулся на спину, набрав как можно больше воздуха в легкие. От этого, хотя ноги и тонули, тело мое обрело плавучесть и лицо было все же над водой. Так я отдохнул немного и поплыл дальше к острову. В этот момент Глеб с рыбаками начали кричать мне, но, видя, что я не реагирую, вскочили в свою резиновую лодку и стали выгребать ко мне. Подоспели они вовремя: под самым берегом я совсем обессилел.

Остров, на который мы выбрались, был невелик, и на нем гнездовала целая колония гусей. Ходить по острову надо было с осторожностью, чтобы не наступить на яйца или птенцов, ибо большую его часть покрывали гнезда. Гнезда были и с одним яйцом, и с многими, были и с гусятами, очаровательными желтыми комочками. На некоторых гнездах гуси сидели твердо, не шевелясь при нашем приближении, но большинство родителей взлетало и тревожно описывало круги у нас над головой.

Когда мы ходили по острову, оказалось, что расхлюстанные ботинки старшего из рыбаков почему-то вызывают у гусят нежность и какие-то сыновние чувства, и они толпой следовали за ними. Мои же босые ноги не вызывали у гусят никаких ассоциаций. Мне потом объясняли орнитологи, что гусята, цыплята и многие другие птенцы, вылупившись из яйца, кидаются за первым движущимся предметом, который увидят, принимая его за мать. И гусята бежали за нашим дядей Васей толпой. Они беспокойно пищали, когда Василий шел быстро и они начинали отставать, а когда он останавливался, они, успокоенные, сразу садились вокруг.

Трагедия наступила, когда мы стали садиться в лодку. Несколько гусят с писком кинулись вслед за Василием и поплыли. Один гусенок даже с размаху перескочил через край лодки, шлепнулся на дно и уселся рядом с Василием. Остальные не отставали от нас и плыли за лодкой. А на берегу они побежали за нами в лагерь. Когда мы уезжали с острова, я потребовал было, чтобы Василий разулся и оставил там свои ботинки: тогда гусята остались бы сидеть возле них, но оказалось, что у нашего рыбаря эта пара обуви единственная. Тогда Глеб решил вечером свезти гусят обратно. Гусята легли у палатки на траву и, усталые, заснули.

Когда мы сели обедать, я вдруг почувствовал страшный зуд во всем теле. Я весь горел, горели все сгибы, все складки на теле, точно меня смазали горчицей. Я осмотрел себя, и оказалось, что все места, где кожа потоньше — под коленками, под мышками, под подбородком, — были красные, точно их натерли наждаком. Это, видимо, меня обгрызли бокоплавы. Просто удивительно, как быстро они сумели меня обработать за то время, что я был в воде.

К слову сказать, нашим рыбакам насчет рыбы на Рангкуле не повезло так же, как и на Каракуле. Успех пришел к ним несколько позже, через месяц. На озере Булункуль, на границе Восточного Памира, они обнаружили обилие рыбы — османа и маринки. Здесь можно было вести даже промысловый лов. Это было одним из первых открытий Памирской экспедиции САГУ. И сделал его ихтиолог Глеб Сокуров. К сожалению, недолго удалось проработать Глебу. Только до войны. С войны он не вернулся. А какой был замечательный парень, какой умница, какой ученый!