В грозный час

— А кто мешает? — сказал, подойдя к нам, начальник штаба старший лейтенант Тормоз. — Вон в той лощине речушка течет. Правда, в ней и воробью по колено, но есть бочажки и поглубже.

Коломиец, минуту поразмыслив, предложил мне:

— Аида, комиссар, искупаемся! Хоть пот с себя смоем.

Я согласился, и мы направились в лощину, наказав начальнику штаба в случае чего прислать за нами кого-либо из бойцов.

Речушка оказалась обыкновенным ручьем, пробившим себе русло сквозь густые заросли тальника. Вода была студеной и очень прозрачной. Отыскав что-то вроде заводи, быстренько разделись и плюхнулись с бережка. Здесь было неглубоко, всего по грудь. Но и этого достаточно. Мы с Арсентием Леонтьевичем взялись энергично намыливать друг друга, с удовольствием ощущая бодрящую силу родниковой воды.

Купаясь, я вспоминал и свою родную речку с необычным названием — Ягодная Ряса. Маловодная, тихая, она впадала в реку Воронеж. На ее зеленых берегах мы, деревенская малышня, пропадали днями напролет. В Ягодной Рясе водились ерши, лещи и язи, которых мы с дедом Михаилом, крепким еще семидесятилетним стариком, довольно успешно удили нехитрой снастью.

Счастливое было время!

— Ну вот, теперь жить можно! — радовался комбат, роняя вокруг себя хлопья пены. — Теперь и до Берлина легче будет добираться.

Однако вдоволь насладиться купанием нам все-таки не дали. Прибежал посланный начальником штаба младший сержант, крикнул мне с берега:

— Товарищ комиссар! Звонили из политотдела бригады, велели вам срочно прибыть туда.

— Одному или с комбатом?

— Старший лейтенант Тормоз сказал, что одному.

Ничего не поделаешь, надо собираться. Мы оделись и поспешили к штабу батальона.

— Звонил сам комиссар бригады Кошкарев, — сказал мне Тормоз. — Хочет тебя видеть.

С комиссаром бригады Б. К. Кошкаревым, недавно сменившим на этом посту А. К. Кропотина, отозванного в распоряжение ГлавПУРа, мы уже виделись не далее как вчера. Он приезжал знакомиться с батальоном. Произвел на нас очень хорошее впечатление. Спокойный, рассудительный, внимательный человек. Внешне похож скорее на крестьянина, только что оставившего на пашне свой плуг, чем на комиссара бригады: несколько грубоватые черты лица, тяжелые, жилистые руки, сутуловатая фигура и совсем штатская походка. Говорил негромко, как бы стесняясь своего хрипловатого голоса.

Как ни горько делать это отступление, но хочу сразу сказать, что Кошкарев погибнет в одном из ближайших боев, проявив в нем исключительную храбрость. Произойдет это так. На пути бригады встретится село, взятие которого обеспечило бы нашим войскам более успешное наступление. Гитлеровцы, тоже хорошо понимая это, превратили село в неприступную крепость. Несколько наших атак будет отбито. Захлебнется и очередная. И тогда вперед бросится комиссар бригады Б. К. Кошкарев. Вокруг будут рваться снаряды и мины, свистеть пули, но он словно заговоренный побежит по полю, увлекая за собой танкистов и стрелков призывом: «За мной, товарищи! Вперед!» Затем займет место в одном из танков, и тот устремится на врага, посылая в ненавистных фашистов снаряд за снарядом.

Село бригада в том бою возьмет, но комиссар погибнет на его окраине…

Итак, меня вызывают в штаб бригады. Зачем — неизвестно. Может быть, на заслушивание, на инструктаж, на семинар — да мало ли причин! Но в душе отчего-то зародилось беспокойство, Да и комбат подлил масла в огонь:

— Никого не вызывают, только одного тебя. Странно…

Штаб бригады располагался неподалеку, в соседнем лесу, и я пошел туда пешком. Комиссара на месте не оказалось. Не было и комбрига В. Ф. Котова. Их вызвали в штаб армии.

В ожидании я зашел к И. Е. Размерову, который после реорганизации танкового полка, где он с октября 1941 года был комиссаром, получил новое назначение — стал комиссаром штаба бригады. Мы были с ним знакомы довольно близко. Добрый, обаятельный человек, Размеров многое делал для совершенствования партийно-политической работы, часто встречался с нами, политработниками, с партийными активистами, учил нас нелегкому искусству убеждать, вести за собой людей. Забегая вперед, скажу, что Иван Егорович пройдет через всю войну и останется жив. Сейчас он живет в Минске, ведет большую военно-патриотическую работу среди молодежи. Я, поддерживая с ним постоянную связь, вновь и вновь удивляюсь силе духа, неукротимой любви к жизни и работоспособности этого уже немолодого человека. Да, такие люди покоя не ищут!

А тогда, в июньские дни сорок второго…

И. Е. Размеров был не один. Вместе с начальником штаба капитаном А. Ф. Смирновым они сидели за сколоченным из досок столом и пили чай.

— Подсаживайся, — предложил Иван Егорович. — Почаевничай. Кипяток, знаешь, чем заварен? Листом дикой смородины. Вкуснота невообразимая!

— Давайте, Иван Семенович, за компанию, — поддержал его и Смирнов. — Говорят, сей напиток от всех хворей спасает.

— Ну, разве что за компанию, — согласился я, наливая в кружку зеленовато-коричневый кипяток. И тут же не выдержал, поинтересовался: — Не знаете, зачем меня начальство вызвало?