По показаниям таких авторитетных свидетелей, как Линдау, Гюбнер, Бускэ и пр., оказывалось, будто вся революция вспыхнула из-за того, что наследственный диктатор, или сёгун, заключил торговые договоры с иностранцами и тем нарушил одно из основных законоположений мудрого Гонгэн-самы39
. Противоевропейская партия победила40. Наказан был не виновный диктатор (который успел заблаговременно умереть) и не последний преемник его, князь Мито Хитоцубаэй41,а упразднено было самое учреждение наследственных диктатур, существовавшее в Японии с VI столетия30. Легко было понять, что реакционная партия, победившая внутреннего противника, не имела однако же силы разорвать договоры с иностранными державами, имевшими свои хорошо вооруженные флоты в японских водах. Но оставалось совершенно необъяснимым то, что победившие эти реакционеры с самого своего начала на политическом поприще затевают нечто такое, о чем их предшественники не смели или не хотели даже и мечтать, т.е. замышляют обратить в европейскую страну самую Японию. Европейские журналы, правда, распутывали этот гордиев узел а 1а42 Александр Македонский, приписывая либеральные преобразования империи Восходящего Солнца воле ее нового молодого императора Муцухито43, в котором они видели своего рода Петра Великого.Реставрация Мэйдзи была продуктом чисто японским
Но при самом поверхностном знакомстве с японскими делами принять подобное толкование было решительно невозможно. В этой загадочной стране уже спокон века и живший в Киото император, и даже в значительном большинстве случаев имевший свою столицу в Эдо военный диктатор
Сеттльмент44
для иностранцев в ЙокогамеВ Йокогаме мне решительно не к кому было обратиться за разъяснением этих волновавших меня вопросов. Семнадцать японских студентов, возвратившихся вместе со мною, сами были сбиты с толку и ходили как потерянные. Словоохотливый Гэндзиро, очевидно, избегал всяких политических разговоров и проникался лицемерным почтением и преданностью каждый раз, когда ему приходилось, хотя бы случайно, произносить имя какого-нибудь из власть имущих. Я было порешил вовсе не терять времени в Йокогаме, а отправиться в Эдо с первым из поездов, которые в течение целого дня ходят между новою столицей и этою ее гаванью каждый час. Но Гэндзиро так настойчиво не соглашался отпускать меня одного, что я поневоле должен был дать ему хоть двадцать четыре часа срока.
Я решил воспользоваться этим временем, чтобы повидать кое-кого из европейских коммерсантов, к которым у меня имелись рекомендательные письма и от которых я надеялся получить не лишние для меня указания и сведения, так как все они уже подолгу жили в этой для меня совершенно новой стране.
В Йокогаме существует целый европейский город с правильными, широкими улицами, с небольшими, но красивыми домами, имеющий, однако, непривлекательную и довольно безличную физиономию колониальных городов вообще. Но в этом европейском городе живут только мелкие сошки здешнего торгового мира. Каждый мало-мальски солидный -- или желающий слыть за такового -- негоциант считает первою своею обязанностью обзавестись виллою на красивом, поросшем густою растительностью холме над городом, представляющем действительно очень привлекательную резиденцию, известную под названием «Blufï>>. В городе помещаются только конторы, магазины и гостиницы. Очень часто на устройство дома на «Bluff», на заведение фаэтона с парою рысистых корейских пони и верховых лошадей, а также гарема из узкооких
Йокогама, кишащий мошенниками