Моя хижина — это не место поселения первопроходцев, осваивающих новые земли, а пригодный для жизни островок на территории рая. В эпоху покорения Сибири русские казаки повсюду строили укрепления. Церковь, оружейный склад и другие постройки они окружали частоколом из заостренных кверху сосновых бревен, называя все это острогом. Его ограда защищала поселенцев от внешнего мира, который преспокойно поджидал их снаружи. Целью подобных экспедиций было преобразование тайги. Отшельник же просто живет в своей хижине, которая служит ему окном в природу, а не оборонительным сооружением. Он наслаждается красотой пейзажа, черпает силы из природных источников, но не испытывает желания завоевывать территории. Лесная избушка позволяет занять некую позицию, но не утвердить свое господство. Поэтому отшельник не может претендовать на статус землепроходца.
Отшельник понимает, что он не имеет никакого веса в этом мире, что он ничего не значит в цепи причинно-следственных связей. Его размышления не изменят ход истории, ни на кого не повлияют. Его действия не будут иметь никакого значения. (Хотя, возможно, некоторые близкие люди сохранят воспоминания о нем.) Эта мысль приносит мне облегчение. Она предвещает окончательное освобождение: умерев для этого мира, я чувствую себя как никогда живым!
Багровая луна взошла в ночи. Ее отражения в осколках льда напоминают брызги крови на алтаре.
Сегодня на стволах берез с помощью шариковой ручки написал послания: «Береза, поручаю тебе передать небу, что я приветствую его». Ручка скользит по бересте как по веленевой бумаге. Некоторые зэки записывали свои воспоминания на бересте.
Затем пускаю «блинчики» по воде, а также пытаюсь улучшить свою технику метания ножей, используя старую деревянную доску.
Вот что значит иметь свободное время!
Горный склон высотой полторы тысячи метров уходит под воду на глубину полторы тысячи метров. Моя хижина находится ровно посередине этой трехкилометровой отвесной стены. Я живу, балансируя между скалой и пропастью.
Река наконец-то прорвалась сквозь ледяные нагромождения у берега. Связь налажена. Гарцуя, водные потоки устремляются в Байкал. Они издают звуки жизни, приближающегося праздника. Реки рассекают плоть леса.
Пара уток садится на воду неподалеку. Когда две дрейфующие льдины грозят зажать их в тиски, обе птицы взлетают навстречу свободе. Аллегория изгнания.
Иногда по какому-то наитию мой взгляд задерживается именно на том участке воды, где показываются утки. Это похоже на те моменты, когда в книге вы натыкаетесь на мысль, которую давно ждали, но не могли сформулировать.
Появились первые жуки. Они тяжело взлетают над поляной и падают на поленницу. Мне симпатичны эти насекомые. Их длинные черные усики обращены назад, почти касаясь панциря цвета дегтя. Их движения неуклюжи. Нам сказано возлюбить ближнего своего, как самого себя. Но разве истинная любовь не заключается в том, чтобы любить то, что совершенно отличается от нас? Не млекопитающее или птицу, у которых можно найти человекоподобные черты, а насекомое или инфузорию-туфельку. У гуманизма есть оттенок корпоративности, основанной на призыве любить похожее: люди должны любить друг друга, поскольку являются представителями одного вида. Я же пытаюсь поступить иначе и полюбить животных с интенсивностью, прямо пропорциональной биологической дистанции, существующей между нами. Любить — это не радоваться собственному отражению в лице другого, а признавать ценность того, что мы никогда не сможем познать. Полюбить ближнего — ребенка, старушку, соседа — несложно. Но губку! Или лишайник! Или чертополох! Научиться испытывать бесконечную нежность к тараканообразным термитам, строящим свое жилище. Это и есть самое трудное.
Короткая послеобеденная прогулка к мысу Средний Кедровый, где можно понаблюдать за плавающими в заводи гусями. На обратном пути нахожу свежие медвежьи следы вперемежку со своими собственными. По дороге туда их не было. Айка и Бек не проявляют никакого беспокойства. Я снова прохожу мимо развалин диссидентско-дезертирской хижины. Если вам досаждает шум времени, неужели нет другого выбора, кроме как уйти в лес? По крайней мере, в его недрах можно найти тишину.
Можно также закрыть глаза, ведь веко — это самая надежная перегородка между нами и миром.