Предпоследней около шести часов вечера пришла Елена и сразу объявила, что начальник просил начинать без него. Он подойдет чуть позже, как только освободится от совещания у руководителя аппарата комитета. Лена брала своей молодостью, окинула всех смелым взглядом, на Юлии споткнулась, но, видимо, вспомнив, что она моложе её на целых пять лет, успокоилась и пригласила соперницу покурить.
– Ты же знаешь, зараза молодая, что я бросила курить. И все равно меня провоцируешь! Вот полюбуйтесь, Андрей Юрьевич, что молодежь творит? А она, между прочим, ваша сотрудница, за пиар – отделом числится…
– Так, девочки, прекращайте! – Вполне серьезно сказала Нинель Иосифовна. – Что подумает о нас наш непосредственный начальник? Хватит ходить, ждать, времени без пяти минут шесть, думаю, можно рассаживаться. Андрей Юрьевич, у вас замечательный галстук… Проходите к Павлу Александровичу в голову стола. Третий стул там оставим для Ильи Михайловича…
Все стали рассаживаться за составленными буквой «Г» столами. По-другому площадь кабинета не позволяла разместить больше десяти человек. Получилось, что мы с Павлом Саксом оказались в президиуме, только как бы удаленными от всех в правую сторону. Я сказал Павлу, что мне лучше с девчатами сесть, прямо в середину стола. Тот закивал головой, приготовился пересесть на мое место, поближе к народу.
– Нинель Иосифовна, а не позволите ли вы мне пересесть к женщинам, прямо в середину стола?
– То есть вы хотите поменяться со мной местами? – Нинель Иосифовна прямо-таки смутилась, даже слегка покраснела. Румянец ей шел, угловатые черты лица сгладились, она заметно помолодела. – Но это же место начальства?!
– И вы – начальник… Кто будет спорить?
– Правильно, ее в президиум, – зашумели женщины.
– Вот и я не буду как в малиннике, – сказал Сергей Иванович Щеголев, который оказался прямо напротив меня по другую сторону стола. На нем сегодня был костюм стального цвета и темно-серая рубашка с голубоватым галстуком. Ярковато немного, но красиво и празднично он выглядел.
Когда все расселись по своим местам, Павел встал и сказал:
– Налейте, пожалуйста, себе, кто что любит. Есть вино на любой вкус. – Он выждал паузу и продолжил:
– Мы сегодня принимаем в свою, если можно так выразиться, семью нового для нас человека. Но не для журналистского корпуса, не для наших чиновников… Потому что Андрей Юрьевич известный во многих кругах человек. Я его статью в «Комсомолке» о шабашниках читал еще будучи студентом. Блестящий материал, говорю без подхалимажа. И детектив, и экономика, и демография, и трудовая занятость – все проблемы в одной публикации. Не оторваться. Ремарка: надо бы о сборнике подумать, да-да собственном, Андрей Юрьевич. Для нас вы та планка, которую нам теперь предстоит преодолевать, в профессиональном смысле. Но это и замечательно, что ж на середнячка-то равняться. Я выражу, наверное, общее мнение, если скажу: милости просим. Мы рады пополнению. Как-то спокойнее начинаешь себя чувствовать, когда появляются такие люди.
Павел пригубил фужер с грузинским домашним вином, которое принесла его сотрудница Тамара, та самая приветливая грузинка, угостившая нас чаем. Все стали чокаться со мной, у всех были фужеры с домашним вином. Кроме Юлии: она протянула ко мне коньячную рюмку, хитровато улыбалась, проговорила:
– Поддержу союз мужчин, а то Сергей Иванович и вы неуютно себя чувствуете в бабском коллективе…
– А мне так хотелось попробовать домашнего грузинского вина, – сказал я.
– Это мы еще успеем в конце мероприятия. Как говорится, отполируем употребленное…
– Юля-Юля, я все вижу и слышу, – сказала, не глядя на нее, Нинель Иосифовна. Она смотрела на меня, глаза выражали извинение за непутевую сотрудницу. – Девочки, давайте помнить по какому поводу мы здесь…
– А что повод не позволяет познакомиться поближе со зрелым и интересным мужчиной? – Юля продолжала эпатировать публику. Все засмеялись, смотрели на меня, ждали реакции.
– Спасибо Юлия Владимировна, за комплимент… «Зрелый» давайте поправим на… «несколько перезрелый». А за «интересного», спасибо, постараюсь оправдать ваши ожидания…
«Господи, прости, что я буровлю здесь? – подумал я. – Они все годятся мне в дочери и сыновья. Пятьдесят лет скоро, дураку, стукнет, пять-де-сят…». Мне вдруг стало так невыносимо грустно и тоскливо, так захотелось, чтобы меня кто-то пожалел, приласкал… Чтобы скрыть свое состояние, я налил, кроме стоящего возле меня фужера с вином, еще и рюмку водки. Чокнулся персонально с Юлей и залпом выпил «Смирновской», упакованной в красивую бутылку с ручкой. Ел долго, с аппетитом, пряча в свою пластмассовую тарелку и грусть, и тоску, и смутивший вдруг меня комплимент, сказанный молодой и красивой женщиной.