Алексей слез с качелей и двинулся вглубь сада. Николай не терял его из виду. Он знал, что сын начинает игру, в которой ему не нужны товарищи. Николай спустился со второго этажа, чтобы самому присмотреть за сыном и отпустить доктора и камердинера, которые обычно сопровождали мальчика. Алексей начинал игру в путешествия, и все страны: Англия, Италия, Франция и, неизвестно почему, Исландия – были у него давно и четко обозначены. Скамейки Ипатьевского сада превращались в самые красивые города Европы. Аллейка на север, туда, к гранатовому дереву, где всегда царила тень, – это была Исландия, холодный остров в Атлантике. Франция была там, где ворота. Нужно почаще наносить туда визиты, думал Алексей, направляясь к запретной зоне. «А теперь вернемся в нашу Исландию», – сказал он сам себе, оглядываясь, не следит ли кто за ним из дома. И двинулся в самое долгое из своих путешествий, на север, до самого гранатового дерева, откуда обычно его и вытаскивал кто-нибудь из родных. Вот и Рейкьявик, где нет никакого короля. Король Дании туда не приезжает, потому что там слишком холодно. Там только высокие горы да вулканы.
– Если бы я о тебе не помнил, кто бы к тебе еще приехал в такую даль? Но я знаю, в один прекрасный день колдовство кончится, и ты проснешься, прекрасный заколдованный остров, я знаю, что я тебе нужен, чтобы поверить, что ты – самая прекрасная, самая большая, самая сильная страна в мире. Я сам женюсь на тебе, а мой дядя, король Дании, этого даже не заметит…
Алеша садился на теплую землю и, напевая что-то себе под нос, острым камешком принимался чертить прямо на дороге контур обожаемого острова, который превращался в девичье лицо. Ему казалось, что прекрасная девушка подходит к нему легкими шагами, словно не замечая его, не обращая внимания на фигурку, сидящую на земле. Ее ладони сложены вместе, как бутон, закрывшийся к вечеру, а волосы распущены. Алеше не хватало красок, его «кисть» – острый придорожный камешек – была несовершенна и не могла передать то, что хотелось. Потом он уничтожал свой рисунок, сравнивая его с придорожной пылью и запевая новую песню. Иногда, раздражаясь на неповоротливый камень, он выбрасывал его в кусты и искал себе новый, а иногда помогал себе пальцем. Когда какая-нибудь из сестер подходила слишком близко, он злился и краснел. «Не смотри, у меня не получилось!» – прогонял он ее и переделывал рисунок снова.
– Ники, мне кажется, что Алеша слишком часто разговаривает сам с собой. В Тобольске он, по крайней мере, мог играть с солдатами, а теперь он постоянно один, – заметила Аликс.
– Он ребенок, ему еще и четырнадцати нет, пусть играет, как ему хочется, давай оставим его в покое, – отвечал Николай, которому поведение сына казалось совершенно нормальным. Ему тоже хотелось узнать, что это за игра, которую его сын предпочитает всем прочим, что за видения являются к нему в саду. Однажды сын пришел к Николаю, чтобы узнать, где находятся Фолклендские острова, – он увидел это название в английской газете доктора. Николай ответил, что они находятся в Атлантическом океане, там живет тысяча человек и правит английский губернатор.
– Это не те острова, ты ошибаешься; у них такое красивое имя… – И Алексей добавил их к своей садовой карте.
Как-то утром всю семью разбудили охранники, во все горло распевавшие непотребные частушки, в которых упоминались и царица, и великие княжны. Николай собрал детей, жену и всех верных своих слуг и, открыв молитвенник, подаренный ему в детстве отцом, громко запел гимн, который всегда пели они в Пасху. Сначала запела Ольга, потом к хору присоединились Татьяна, Мария, Анастасия, Алексей, Демидова, Харитонов, Тр упп, поваренок Леонид, доктор и наконец сама Аликс. Они пели, когда в комнату ворвался, как буря, Юровский с криком, чтобы они прекратили демонстрацию.
Николай твердо, заранее приготовленными фразами, напомнил тому о международных соглашениях Красного Креста о политических заключенных, но тут же пожалел о том, что сам напомнил этому отвратительному человеку о его безграничной власти над их семьей. Он послушался совета Аликс, и теперь ему казалось, что этот бой он проиграл. «Я не умею быть дипломатом, не умею защищать себя, я никогда ничего подобного в жизни не делал, и сейчас уже поздно учиться. Я начал петь гимн, и это их остановило».