В поисках императора

Кайджар, так его звали, сразу же решил доказать, что говорит правду. Спросив разрешения у своего капитана, около полудня он ушел в тайгу, взяв рюкзак с провизией, ружье и лук, который к неподдельному изумлению товарищей вырыл из какой-то потайной ямки около своей палатки. Он обещал вернуться к заходу солнца, но прежде – три раза крикнуть, как кричит лось во время гона. Его словно прорвало, он хотел рассказать капитану обо всех обычаях своего племени, а тот слушал его невнимательно, глядя поверх головы маленького таежного человечка в синюю глубину леса. И правда, императорская армия так же непостижима и многоголоса, как сама Россия… Кайджар, бессловесный и прежде ко всему безразличный, которого не знали кем и считать – немым или умственно отсталым, вдруг превратился в древнего азиатского охотника, знатока обычаев, поверий, шаманских талисманов. В кайджаровом взводе только и разговоров было о том, куда он направился, а к вечеру напряжение возросло настолько, что ни о чем другом никто уже и не думал. Вернется ли этот таежный смельчак или исчезнет, как тронувшийся товарищ их Петруха? Чтобы не прослушать трех обещанных лосиных криков, все старались поменьше разговаривать и побольше молчать…

Солнце уже почти село, когда три длинных, вибрирующих, резких звука донеслись из леса, вызвав такую бурю восторга, какую не вызывали и самые большие победы. Это были лосиные, то есть Кайджаровы, крики, и сам он, такой же энергичный, как и утром, вскоре появился из сумрака чащи. Кайджар – и кто бы только мог подумать, что он такой ловкий, – нес за плечами добычу: неведомых птиц с большими переливающимися крыльями, своим блеском напоминавшими павлиньи, тушку горностая и, в небольшой самодельной клетке, маленькую рыжую лисицу, которая тявкала и скалилась, как собака.

В толпе, встречавшей охотника, стоял и Ипсиланти, которого в радостной суматохе не заметили, да он и не старался обратить на себя внимание. Он слушал рассказ этого таежного человека, жуткую смесь знакомых русских слов со странными звуками его родного языка, и думал о том, что так гортанно и отрывисто говорит сама эта земля, таинственная и полная очарования, другая половина России, где ружья и сабли служили не символами власти и верности, а лишь несовершенными орудиями охоты. Что приготовила она им, спасение или погибель? Воспоминание о любимом Фетонте, истерзанном клыками тигра, о смертельной муке, застывшей в глазах коня, и о том, как он, Ипсиланти, заряжал пистолет, чтобы прекратить агонию, вернуло князю привычную уверенность, он протиснулся вперед и обратился к Кайджару:

– Эта «амба», где она сейчас? Сможешь поймать ее? Сто рублей серебром, если принесешь мне ее шкуру, рядовой Кайджар!

Как только Кайджар увидел полковника Ипсиланти, который был на голову выше всех солдат, выражение его лица тут же изменилось, он бросил на землю клетку с лисицей и вытянулся по стойке смирно. Получилось это у него как-то нескладно, его выгибало то вправо, то влево, будто кто-то пытался завернуть его винтом вокруг своей оси. Теперь маленький узкоглазый человечек снова казался немым, как и прежде, когда тигр еще не появлялся из тайги, и Ипсиланти пришлось дважды повторить свой вопрос, который был переведен Кайджару тремя солдатами из Якутии, знавшими язык его народа. Видимо, появление полковника нагнало на Кайджара такого страху, что требовалось какое-то время, чтобы он смог прийти в себя. Князь уж было повернулся, чтобы уйти – он устал от этого ничего не понимавшего дурачка, – но тут Кайджар ожил. Да, он готов ловить «амбу», но это трудно, очень трудно, потому что эта «амба» редкая, очень злая «амба», может «бежать тайга долго, как ветер бежать», то там, то здесь появляться, будто не одна «амба», а много. Но Кайджар – хороший охотник, амба его не обманет, он знает, что она одна в лесу. Одному ему идти нельзя, еще надо людей, десять людей, ловких, как он сам.

– А где их взять? Здесь только три твоих земляка! – раздражаясь, ответил князь.

Но Кайджар закивал головой, показывая, что если полковник разрешит, он сам найдет людей, подходящих для таежной охоты. И действительно, за два дня он набрал не шесть, а целых двадцать солдат из разных батальонов, незнакомых между собой, которых он считал достаточно ловкими. Он наблюдал за ними во время учений, стрельб, езды на лошадях, в бросках и на привале. Смотрел, как двигались их руки, когда они ножом строгали лучину для растопки костра, как они ползли, прижимаясь к земле, чтобы их не заметил враг, как принюхивались к таежным запахам, как уничтожали за собой следы, как умели подделывать голоса зверей и птиц, чтобы перекликаться в лесу, как тщательно прикапывали мочу, опорожнившись. Не зная их имен и званий, он смог бы выделить их в самой плотной толпе. Они были такими же прирожденными охотниками, как и он сам.