В полдень на солнечной стороне

Жена Бутикова ущипнула супруга за руку. Тот сердито обернулся, но тут же присмирел, вспомнив, что в этом эшелоне с оборудованием погибла и семья Голикова.

За стол усаживались чинно, торжественно, неспешно, и каждый занимал место соответственно не служебному положению, а тому уважению, которым он пользовался в заводском коллективе по весьма многосложным своим человеческим достоинствам.

И когда прибыли Глухов и Клочков, их сначала наказали штрафной стопкой, а затем усадили, несколько потеснившись, но не во главе стола, где сидели Золотухин и его супруга.

После торжественного ритуала, тостов и первого насыщения стол зашумел и стал расчленяться на группы собеседников.

Зубриков кричал Глухову:

   — Ты, Алексей Сидорович, поимей в виду, мы сейчас после войны не латаемся, а разбег берем. Но ведь что получается - оружие производили лучше, чем у немцев, - а уж каким мастером немец всегда почитался! - а вот перешли на мирную, народ обижается - не тот товар! Купил супруге туфли в гости ходить, надела - гвозди торчат, стельки - клеенка отстает, футор - ветошь. Разве так можно?

   — У меня не сапожная фабрика, а завод машиностроительный, - отрезал Глухов. - Слова не по адресу!

   — А на тебя колхозы обижаются, рекламации пишут. С ботинком и потерпеть можно, а с машиной плохой и закусить нечем будет - без хлеба.

   — Материальное снабжение отстает!

   — Во время войны ты сразу на всех, кто подводил, через вертушку кидался, на самый верх. А теперь в руки её брать боишься - как бы самого не взгрели!

   — А ты бы на моём месте посидел! - огрызнулся Глухов. - Тогда бы и говорил.

   — А ты бы на моём попробовал! - парировал Зубриков. - Жду заготовку, а её нет. Простаиваю!

   — Металл всей стране нужен, не хватает!

   — А если я ответственную деталь не из той марки стали точу, это как назвать? На износ её давать?

   — Трудность временная!

   — Нет, - кричал Зубриков, - ты от меня не отвертишься! Ничего временного не должно быть. Было такое - Временное правительство, так мы его в семнадцатом году погнали. Наша власть на псе времена установилась, и никаких при ней времянок нет и быть не должно, и каждое изделие должно свою полную прочность и долговечность иметь.

   — Из твоих золотых рук так всегда и бывает, - примирительно сказал Глухов, вытирая пот с лица.

Бутиков, склонившись к Клочкову, говорил наставительно:

   — Вы, Игнатий Степанович, для всех нас должны быть как самодержец в смысле науки. От вас указ исходит, и вы должны машину назначать на новое её царство, чтобы она самоуправлялась, как Гусев тут хвастал, что она может самостоятельно управляться посредством автоматов. Вы её бесстрашно придумывайте, а мы с ней сладим, будьте уверены. Я на фронт кем пошёл? Рядовым, необученным, а кем вышел? Командовал реактивной установкой - «Катюшей».

- Чего тебе? - отозвалась жена Бутикова.

- Видали? - улыбнулся Бутиков. - И жену себе взял только из-за её имени!

- Ну чего врешь? - перебила жена. - Ты меня своей вежливостью сразил. Только из-за этого за тебя вышла. Майор сватался, а не такой младший, как ты.

- Женщины! - печально произнёс Бутиков. - Они в погонах разбираются, а не в людях. Майор-то был интендантской службы!

Махоткина говорила Соне:

- Сватается тут один, из моего же цеха. Давно сватается, даже похудел с тоски по мне. И понимаю, что вдвоём и лучше, и легче шить, и женское во мне тоже ещё не усохло. Но приду домой, вижу, как ребята мои меня обожают, и понимаю, за что: за то, что я покойному верная! И вся к тому, этому самому, который сватается, холодею. Дети-то у меня - радость, и не хулиганы, и учатся хорошо, и на заводе с честью работают. Старшего как на Доску почета два года назад вывесили, стриженого, так он и до сих пор таким висит. А сейчас у него прическа, девчата заглядываются. А на Доске почета - стриженый. Матери он завсегда милый, а посторонний взглянет: нехорошо, как детдомовский выглядит.

- Они чего, не соображают? - кричал Бутиков. - На кого бомбой своей замахиваются? Чего они в войне понимают? Прижали их фрицы в Арденнах, завопили: спасай и выручай. Нас никоим образом трогать нельзя. Кого пугают? Да у нас санинструкторша нашла мину, а чека в ударнике проржавела, дохни на неё - развалится и ахнет. Так она спокойненько из прически шпильку вынула, ударник двумя пальцами попридержала и вместо чеки шпильку вставила. Видали! Какой народ от войны - без страха стал! И уж ежели чего, так я, как специалист на реактивной установке, прямо скажу...

- А ты не болтай лишнего! - посоветовал Зубриков.

- А что? Тут все свои! - смутился Бутиков.

Завели патефон, и начались танцы.

Когда приглашали Соню, Петухов отворачивался и мучился. Потом смотрел на танцевавшего с Соней враждебными, злыми глазами, пытаясь всё-таки снисходительно улыбаться перекошенными губами.

- Нравится, что тебя обнимают при всех легально оттого, что танец? - бормотал он Соне сердито. - И почему со своей женой не танцует, а обязательно с чужой?

- Ты же меня не приглашаешь!

- Мне разминаться для пищеварения не надо, - грубо ответил Петухов. - И обнимать тебя при всех не желаю!