В середине века

И, чтобы сменить тему, заговорил о том, о чем всегда при встречах говорят заключенные: что с его семьей? Где она? Но, хоть это разговорт был обязателен, от этого он не становился радостней. Семья Глазанова — жена и двое детей — после его ареста осталась в Ленинграде. Великим утешением было, что жена не разорвала с ним, не отказалась от «врага народа» — а ведь так поступали многие жены, стараясь защититься от грозящих репрессий. И великим счастьем для его жены, не потерявшей ни веры в невиновность мужа, ни любви к нему, было то, что ее не репрессировали, а оставили в покое на старой квартире.

Но в Ленинграде сейчас голод, блокада прервала их письменное общение. До него — от вывезенного из Ленинграда товарища — дошел слух, что его маленький сын Сережа умер от голода. Что с Еленой и старшей дочерью, он не знает, возможно, тоже погибли. Он мог бы послать им посылку съестного, премия за изобретения дается и дополнительным пайком. Но ведь блокада! Он старается об этом не думать, мысли о семье мучительны. Одно он знает твердо: им, оставшимся на воле, всем ленинградцам, тысячекратно хуже, чем ему в его унылом бытии за колючей проволокой.

— Посмотрите, вот они, — Глазанов положил передо мной несколько фотографий: молодая женщина с красивым лицом, полный малыш, девочка немного старше брата.

— Идет наш начальник. — Я посмотрел в окно, пока Глазанов прятал свои фотографии. — Я провожу вас, Владимир Николаевич.

Глазанов разговаривал с начальником опытного цеха, я слушал. Я наслаждался тем, как кратко и ясно Глазанов излагает техническую суть. На руднике открытых работ надо произвести выброс наружной породы, чтобы раскрыть глубинную рудоносную массу. Взрывники хотят заложить несколько мощных зарядов и последовательно подорвать их. Максимальная эффективность будет, если взрывы последуют один за другим через сотые и десятые доли секунды. Приборов, которые бы гарантировали такое точное время включения запалов — таймеров, — в Норильске нет. Взрывники обратились за помощью к нему. Глазанов решил использовать свободное падение тел. Каждое тело падает в пустоте с ускорением «же», равным примерно десяти метрам в секунду. Это значит, что одна десятая секунды равна времени свободного падения тела на один метр. Этот закон он положил в основание своей конструкции таймера. Ему нужна просторная стеклянная труба высотой в два метра. В стенки трубы на определенных расстояниях нужно впаять лепестки электродов. Падающая внутри трубы стальная гирька будет их замыкать. Падение в воздухе мало отличается от падения в безвоздушном пространстве, стало быть, последовательность замыкания электродов точно составит те десятые доли секунды, каких требуют взрывники. Для впаивания электродов нужны хорошие стеклодувы. Они имеются только в опытном цехе — вот почему он и пришел сюда.

— Пойдемте в стеклодувную, — сказал начальник.

В стеклодувной Глазанов повторил свою просьбу. Наш стеклодув, тоже заключенный, знающий русский язык китаец, пообещал сделать стеклянный таймер по чертежу. Глазанов тут же передал ему приготовленную заранее бумагу.

Спустя несколько дней мы услышали запланированные взрывы. Мы дружно выскочили наружу за полчаса до них — цеховые ходики, по которым мы устанавливали время, были механизмом с весьма своеобразным характером, каждый боялся опоздать. Взрывы многих разочаровали. Человеческое ухо не способно различить разницу в одну десятую, тем более — сотую дол. секунды. Серия последовательных взрывов прозвучала нам единым грохотом. Зато поднявшееся над Рудной и Шмидтихой пылевое облако выглядело внушительно.

В этом сборнике рассказов о встречах с реальными людьми я старался рассказать, что происходило с ними и после того, как наше общение прекращалось. Скажу, что знаю, и о Глазанове. Мы еще не раз встречались — и пока были в заключении, и после освобождения. Встречи были в Норильске: на совещаниях, при выполнении соприкасающихся работ, на лекциях — и в тундре в короткие летние недели. Глазанов был великим любителем цветов и рано уходил за пышно расцветающими жарками; я тоже любил цветы, но рано не поднимался. Мы встречались на встречном ходу — он возвращался с огромным букетом, я только шел на добычу. Мы стояли, обмениваясь новостями и мыслями.

В конце 1945 года, когда взрывы ядерных бомб над Хиросимой и Чагасаки и подувший в международных отношениях ледяной ветер заставили форсировать в стране атомные работы, начался усиленный поиск талантливых физиков. Глазанов не мог не попасть в поле зрения руководителей нашей ядерной программы. Его вызвали в Москву, предложили исследовательские темы, дали квартиру. Он встретился наконец с женой и дочерью.