Читаем В середине века полностью

— Аркадий Николаевич, буду я вас обманывать! Мы же вас уважаем как выдающегося специалиста… Года два-три, может, суд добавит, но это крайность. Даже пятнадцати не планируем… Так что давайте смело, на всю чистоту — помогите нам и себе…

— Помогать вам против себя, так верней…

Я говорил уже, что еще до ареста обдумал, как держаться и на что пойти. Его довольно неожиданная просьба открывала многие возможности. Все же я доверял ему не полностью. Хотелось уточнить пределы измышлений собственных преступлений, чтобы не попасть в положение, из которого нет выхода. И первые же слова следователя о его ожиданиях показали, что на его самые искренние обещания полагаться нельзя.

— У вас столько было знакомств с иностранцами, — с надеждой сказал он, когда я прямо спросил, что конкретно он требует. — Представители знаменитых фирм… Хитрые бестии враждебного империализма…

— Нет, — категорически отвел я его первое деловое предложение. — Шпионаж мне не шейте. Это не моя творческая стихия. Моя рабочая область — монтаж и наладка электрических машин, за что неоднократно отмечался и премиями, и карами.

— Значит, вредительство, — согласился он. — Точно бы указать, где и когда вредили. Вы человек видный, суд не поверит, если не обосновать важными фактами.

— За фактами дело не станет. Пишите — замышлял взорвать электростанцию на северном Урале и тем вывести из строя мощный промышленный узел страны.

Лицо его озарилось чистой радостью — не ожидал столь искреннего признания. Он с благодарностью посмотрел на меня.

— Как же сформулируем, Аркадий Николаевич? В смысле не только основной цели, но и объективных возможностей. Нельзя же все-таки: приехал, посмотрел и начинаю взрывать? Так не вредят. Нужны предпосылки для выполнения задуманной вражьей цели.

— А кому лучше знать, как надо вредить — вам или мне? Предпосылки самые объективные. Я — руководитель строительства, директор станции. Кому квалифицированно вредить, если не мне?

Он все-таки еще сомневался.

— Резон, конечно, есть. Директор, полная самостоятельность, крупный инженер — можно организовать любую диверсию. Да ведь это все из области возможностей. Суду я должен дать объективные факты.

Тогда я выложил заранее подготовленные карты.

— В бумагах, которые ваши оперативники изъяли из моего сейфа, имеется переписка по поводу срочной доставки на площадку строительства одной тысячи тонн аммонала. Полной тысячи не дали, но больше пятисот тонн выбил. Вот эта вся взрывчатка предназначалась мной для взрыва станции.

Я не без удовольствия увидел, как ошарашило его мое признание. От изумления он открыл свой внушительный рот — пещерное хавало, как выражается наш прораб Семен Притыка — и не сразу сумел его прихлопнуть. У него даже голос задрожал от волнения, когда он наконец смог заговорить. Я посочувствовал — злорадно, естественно, — его состоянию: человек мастерил сознательную легенду, туфту наваливал на туфту, а на деле оказалась не туфта, а реальное злодеяние: пятьсот тонн взрывчатки, полный железнодорожный состав, пригнали на стройку, чтобы камня на камне от нее не оставить.

— Вы это серьезно, Аркадий Николаевич? В смысле — вполне реально, по-деловому?..

— Вполне реально и по-деловому. Иначе не работаю. Если злодействовать, так с размахом, иного не признаю.

Он с усилием взял себя в руки.

— Ваши масштабы известны, Казаков. Но чтобы пойти на такое преступление… Честно говоря, не ожидал… Все это в изъятых документах? Точно как вы признались?

— Вот уж не думал, что вы меня дураком считаете! Обосновывал заказ на взрывчатку, конечно, не вредительством, а потребностями строительства. Без камуфляжа большие дела не делаются.

— Понятно. Теперь я отправлю вас в камеру, отдохнете пару дней. Посмотрим изъятые бумаги, доложу начальству о чистосердечном признании…

Он торопился убрать меня в камеру. Его била нетерпячка. Он ожидал долгой борьбы со мной, прежде чем получит нужные показания. Вряд ли он серьезно поверил в настоящее вредительство, но сразу оценил добротность моего добровольного признания. И потому не стал допытываться, для чего реально была затребована взрывчатка. Это было второстепенно. Впереди открывались сияющие перспективы. Задание выполнено с блеском, начальство оценит выдающийся результат, карьера пойдет вверх — это было главное. И он спешил воспользоваться плодами своего успеха.

Спустя неделю он снова вызвал меня. Лицо его лучилось почти нездешним сиянием. Начальство, по всему, высоко оценило его достижения.

— Значит так, Казаков. Я проверил показания по документам. Все насчет взрывчатки подтверждается. Ввиду особой важности преступления выносим ваше дело на Военную Коллегию Верхсуда. Срок будет от десяти до пятнадцати лет, а высшей меры, ввиду добровольного признания, не опасайтесь.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941
100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии».В первой книге охватывается период жизни и деятельности Л.П. Берии с 1917 по 1941 год, во второй книге «От славы к проклятиям» — с 22 июня 1941 года по 26 июня 1953 года.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза