В середине века

У Панферова были почти все члены редколлегии — одного Шейнина не помню. За отдельным столом восседал сам Панферов — в пальто с окладистым, темного меха, воротником: он был нездоров, рак горла, сваливший его вскоре в постель, уже и тогда давал о себе знать. Меня пригласили за маленький столик по правую руку от Панферова. По левую его руку протянулся длинный «заседательский» стол, за ним разместилась редколлегия: ближе всех к Федору Ивановичу Дроздов, за ним Винниченко, а дальше восседали Замошкин, Бабаевский, Андреев, маленький Мальцев, еще кто-то, а завершал ряд огромный Первенцев.

Все официально поздоровались со мной, Винниченко многозначительно кивнул: напоминал о нашем уговоре. Я должен соглашаться со всем, что пожелает и посоветует Панферов, без этого редколлегия не одобрит рукописи. Моя формальная податливость будет иметь именно это — формальное — значение, потом мы с ним вдвоем договоримся, что реально осуществимо, а чем можно и пренебречь. Румянцева уверила, что немедленно после одобрения рукописи выпишет мне аванс в шестьдесят процентов полного гонорара. Я отчаянно нуждался в деньгах. Я заранее готов был согласиться на все требования, какие мне предъявят. И боялся, что предъявят те, какие советовал Андреев, — неприемлемые. Не так уж много в моей жизни было случаев, когда бы я так волновался, как в тот момент, когда уселся за свой особый столик — лицом ко всей редколлегии, а вся редколлегия лицезрела меня. Я ждал разговора, предшествующего приговору.

Начал обсуждение, естественно, сам Панферов. Производственная тема, это всем известно, является ныне самой важной в литературе, ибо человеческий труд — основа нашего общества, он в полном смысле слова дело чести, доблести и геройства. Но нет ничего трудней, чем писать на производственную тему, она очень далека от писателей хотя бы уже потому, что писатели — люди с гуманитарным, а не инженерным образованием, тем более — не производственные рабочие. Журнал «Октябрь» больше других преуспел в пропаганде труда в художественном произведении. Недавно у нас печатался хороший роман Галины Николаевой «Битва в пути», посвященный производственной теме. Мы не только опубликовали его, но и успешно отстояли от критиков, которые ринулись его разносить. Теперь принимаем новый производственный роман, описываюший еще неизвестное промышленное явление — смену ручного труда автоматизацией. Роман Николаевой имеет ряд литературных преимуществ перед произведением Снегова, зато достоверность у Снегова выше: он не в командировках был на заводе, а многолетний работник промышленности. Да и тема значительна — начинающаяся на наших глазах революция на производстве. Кто хочет высказаться?

Никто не взял слово. Панферов поинтересовался, как шло редактирование рукописи. Винниченко доложил, что многое пришлось переделать, согласие с автором было полное. Дроздов подтвердил, что стилистическая правка прошла успешно. Снова заговорил Панферов. Рукопись ему нравится, но в ней многого не хватает, не все прописано достаточно полно. Например, автоматизация. Она же неминуемо приводит к безработице. Он в Татарии, на нефтяных промыслах видел, что это за страшная штука, когда тысячи людей вдруг лишаются работы, если иссякает нефть. Между тем автор ни единым словом не говорит о тех бедствиях, которые может принести это великое благо — автоматизация производства.

— Мне кажется, безработица нашей стране не грозит, — осторожно возразил я.

— Сегодня не грозит, завтра станет угрозой, — строго проговорил Панферов.

Винниченко выразительно посмотрел на меня.

— Хорошо, непременно укажу, что неумеренная автоматизация кое-где может привести к безработице.

Панферов продолжал:

— Теперь вопрос о партийном руководстве. Вы хорошо знаете производство. Скажите, на заводах есть партийное влияние?

Вопрос показался мне таким странным, что я не сдержал удивления.

— Конечно, есть. Роль партийных организаций на всех заводах очень велика. Почему вы спрашиваете об этом, Федор Иванович?

— А потому, — торжественно сказал Панферов, — что в вашем романе не выведено ни одного партийного руководителя. Рабочих, инженеров, мастеров — масса. Партийного вожака — ни одного. Что будем делать с этой недоработкой?

Винниченко опять — и чуть ли не с мольбой — посмотрел на меня. Я задумался. Надо было срочно найти выход. Редколлегия, растянувшаяся вдоль длинного стола, с интересом ждала, что я отвечу.

— Да, вы правы, Федор Иванович, нужен партийный руководитель, — согласился я. — Сделаем это так. У меня выведен начальник цеха Бадигин, хороший, дельный человек, приносит много пользы. Переменим его должность. Назовем освобожденным секретарем заводского парткома. Получится именно то, чего вы требуете.