В тайниках памяти

В ее голосе слышалась большая слабость. Я не узнавал Мосану. Когда в эти последние месяцы я думал о ней, глубокая, глухая ярость сжигала мне сердце и пожирала меня. С тех пор как она уехала, я мечтал, чтобы в один прекрасный день я смог дать ей почувствовать всю мою ненависть, все отвращение, которое она мне внушала, и все неистовство, в которое переродилась печаль от ее утраты. И вот этот день настал. Мосана была здесь, передо мной. Но когда я услышал ее голос, такой слабый, такой покорный, то ощутил не гнев, а необъяснимую жалость.

– Хотя бы раз в жизни подумай о других, Асан Кумах, – сказал я. – Подумай о жизни своего ребенка.

– Я должен ехать, – ответил мой брат.

– Почему?

– Это мой долг.

– Ты ничего не знаешь об этой войне. Это не твоя война.

– Моя. Это наша общая война, хоть и кажется, что она где-то далеко. Это и твоя война. Она кончится быстро.

– Ты об этом ничего не знаешь.

– Так говорят белые офицеры. Они знают.

– Они не боги. Ничего они не знают!

– Франция быстро выиграет войну с помощью своих африканских сыновей и братьев.

– Сыновей? Братьев? Нет: вы ее рабы. Вы умрете ради нее. А она вас забудет.

– Я не умру.

– Не искушай судьбу. Будущее от тебя скрыто.

– Я вернусь ради своего ребенка.

– Лучше бы ты ради него остался дома.

– Я уже записался в действующую армию. Я уезжаю. Направляюсь на север Франции. Буду воевать там.

– Мне наплевать, где ты окажешься. В любом случае это будет далеко от твоего сына. Что ты за человек?

Я услышал сухой смешок. Затем Асан сказал:

– Не суди меня, Усейну Кумах. Что бы ты там ни думал, ты ничего обо мне не знаешь. По-твоему, ты знаешь, что вдохновляет мое сердце. Но это не так. Ты не умеешь проникать в души. То, что тебе кажется целой истиной, на самом деле лишь один фрагмент из тысячи. Ты – тень среди тысяч отбрасываемых теней. Ты не знаешь, чем мне пришлось пожертвовать в эти последние годы. Дороги, по которым мне пришлось пройти, были грязными. Кто вообразит, будто сможет пойти за мной, будет забрызган грязью. Не суди меня. Суд твоей совести не…

– Оставь при себе свои пышные фразы и свои поучения, Асан. Я сужу тебя. Да, я сужу тебя, потому что я тебя знаю. Знаю лучше, чем ты сам, и с очень давних пор. Ты презренный человек. Думаю, в глубине души ты это знаешь. А может, нет. В последнем случае я искренне желаю тебе осознать это как можно позже, когда ты успеешь прожить много лет. Потому что в этот день у тебя, возможно, будет уже не так много сил, как сегодня, чтобы это вынести.

В этот момент Мосана заплакала, и Асан ничего не ответил. Я услышал, как он что-то прошептал Мосане; слов я не разобрал, наверное, это были слова утешения. Деревня вокруг нас погрузилась в глубокую тишину, как будто и она хотела поучаствовать в драме, которая разыгрывалась в нашем дворе. Мосана все еще рыдала. Тут заговорило мое сердце. Я сказал:

– Мосана, если хочет, может остаться здесь. Но ты, Асан, если решил участвовать в этой войне, уезжай завтра утром как можно раньше. Вы знаете дом; здесь есть две свободные комнаты. Выбирайте одну из них и устраивайтесь.

Затем я пошел в свою комнату и вознес молитву. А затем погрузился в долгие размышления, прося Бога направить меня на верный путь. Когда примерно через час я вернулся во двор, там была только Мосана.

– Где Асан?

– Только что ушел: торопился на последнюю повозку в город. Хотел сказать тебе еще что-то, но его пароход отплывает послезавтра. Ему надо успеть собрать вещи. Он поручил мне сказать тебе «до свидания» и поблагодарить тебя.

– Я не нуждаюсь в его благодарности, и мне безразлично, скажет ли он мне «до свидания» или «прощай». Я помогаю не ему. Что касается тебя, то твоих благодарностей мне не надо. И извинений тоже.

– А мне не надо твоих.

Я вспомнил, как тогда осыпал ее грязной руганью, и мне стало стыдно. Наступила тишина, во время которой мы с ней заключили негласный уговор. Я вернулся к себе в комнату, раздираемый гневом, стыдом и радостью. Мосана вернулась. Но вернулась не одна: с ней был плод ее любви с Асаном. Почему он?

VI

Ребенок появился на свет через четыре месяца, в марте 1915 года. Его отец перед отъездом выразил желание: если родится мальчик, пусть Мосана даст ему второе имя дяди Нгора, его мусульманское имя – Элиман. Родился мальчик. Я дал ему традиционное имя Мадаг. Элиман Мадаг Диуф.