В тайниках памяти

Разумеется, у меня много раз возникало желание отправиться на их поиски. Но меня останавливала гордость. Отсутствие Мосаны приводило меня в состояние, близкое к безумию. Но я представлял себе довольную улыбку брата в момент, когда я появлюсь у него на пороге, жалкий, исстрадавшийся от одиночества и от горя, – и мысль об этой улыбке, Марем Сига, была невыносима. Лучше умереть безумцем, чем доставить ему такое удовольствие. При всей своей любви к Мосане я не мог пойти на такое унижение. Да и что я стал бы ей говорить после жестоких слов, которые бросил перед ее отъездом? Никакие извинения не смогли бы загладить те слова. Слова, как и люди, не поднимаются вверх по реке времени, чтобы помешать самим себе родиться. Я жалел, что сказал их. Но в глубине души соглашался со сказанным: да, Мосана была готова на все ради иллюзии свободы. Это была африканка, решившая, что ей достаточно пренебречь приличиями и начать курить на людях, чтобы стать как те белые женщины, которых Асан показывал ей в иллюстрированных журналах. Что она может стать похожей на героинь романов, которые читал и переводил ей мой брат. Она была готова на все ради пустой мечты. Но я любил ее такой. Ревность, обида, одиночество, гордыня и любовь рвали меня на части. Именно тогда я начал спрашивать себя: почему он?

V

Однажды, через три или четыре месяца после ухода Мосаны, боль стала так сильна, что я не выдержал и отправился в большой город. Я не имел о нем никакого представления и не знал, где жили Мосана и мой брат; и все же я отправился туда.

Путешествие заняло один день и одну ночь. Город был оживленным и шумным. Я чувствовал вокруг беспорядочную, бьющую через край, яростную и прекрасную энергию, которая могла истощить до смерти живого, но могла и оживить покойника. Мальчишка, слонявшийся по улице, за мелкую монету согласился быть моим поводырем. Он спросил, куда меня отвести. Я сказал, что мне нужно в квартал белых. Пришлось пройти через район, где тошнотворно воняло отбросами и падалью, несколько раз пробиваться сквозь тесное скопление людей, прежде чем я ощутил освежающий запах моря. Город меня заворожил. Пока мы шли, я забыл о цели моего путешествия и позволил тому, что происходило вокруг, полностью захватить меня. Мальчик приноровился к моей походке, он был очень рад, что получил деньги всего-навсего за то, чтобы водить по городу слепого. Мы прошли через рынки, где мирно уживались продавцы и покупатели, полицейские и бандиты, собаки, ослы, бараны и кошки. Запахи всевозможных сортов мяса. Аромат свежевыловленной рыбы всех видов. Благоухание специй. Ветер, пахнущий морской солью. И снова откуда-то тянуло помойкой и стоячей водой. И голоса, и громкие споры: серьезные, веселые, игривые, философские.

Говорили о погоде, молились о том, чтобы предки не дали сбыться неблагоприятному прогнозу на сезон дождей, расхваливали чудотворца Серинье, который вскоре должен был прибыть в город, описывали покачивание ягодиц знаменитой Салиматы Диалло, а еще обсуждали последний поединок борцов, духа, который унес в море ребенка, и жертвы, которые следует принести богине, чтобы такое не случилось с другими детьми, любовные шалости белого губернатора, которого застали пьяным, то, что у одной местной куртизанки волосы на лобке выстрижены в форме усов, благость божью, роковую неотвратимость судьбы человеческой. На одной из площадей я слышал, как ожесточенные споры сопровождались звучным стуком шашек о доску. Я на какое-то время остановился, чтобы послушать все эти ссоры, насмешки, претензии, угрозы отомстить. В былое время это было для меня захватывающей игрой, и сейчас я вспомнил прошлое.

Сирены скорой помощи или жандармерии. Суета. Ругань и обсуждение происходящего. Мы остановились. Пожар? Кража? Нет, арест великолепного бродяги, которого, по-видимому, столько же ненавидели и боялись, сколько уважали и старались задобрить. Одна женщина призвала меня присоединиться к толпе, собиравшейся его освободить. Я ответил, что мой путь лежит в другую сторону. Она напустилась на меня с бранью, злая, как ведьма, обозвала трусом, в непристойных выражениях стала жаловаться, что в мире больше не осталось мужчин. Одни слюнтяи! Бабы в штанах! Тряпки! Недоделанные! Где настоящие мужчины, отчаянные храбрецы вроде тех, что были раньше? Пускай они помогут нам освободить красу и гордость нашего города! Я ответил, что от меня им пользы не будет: я слепой и не из здешних мест. Она заявила, что в жизни для мужчины, особенно такого молодого, как я, не имеет значения, зрячий он или нет и из каких он мест. Да-да! Мужчине, где бы он ни оказался, откуда бы ни пришел, нужны только яйца, чтобы работать и сражаться. Во время этой перепалки я отвлекся и выпустил плечо моего поводыря. Мальчишка тут же сбежал. Ведьма направилась куда-то по своим делам, но я успел спросить ее, как пройти в квартал белых. Перейди мост и иди на север! И будь поосторожнее, уже вечер, а ты нездешний! Быть поосторожнее? С чем? С кем? Ее ответ потонул в окружающем гаме.