В тени

– Никакого огня! – крикнул невесть откуда взявшийся сотрудник Особого отдела. – Кто разведет костер, тот предатель! Буду считать, что он подает сигнал немцам; а это значит, расстрел на месте!

К месту привала подъехали розвальни и старшина начал выдавать хлеб: полбуханки на брата.

– Старшина! Разве, это хлеб? Это же камень!

Кто-то из красноармейцев попытался разрубить буханку саперной лопаткой, но та отскакивала, оставляя на замерзшей буханке едва заметные царапины.

Смирнов сидел на снегу, отмечая что-то на карте.

– Эй, полководец, – услышал он за спиной голос комбата, как плечо?

– Терпимо, товарищ капитан, – ответил Николай. – Вот смотрю на карту: получается, что мы вклинились в немецкую оборону километров на восемь!

– Так потихоньку и к Ленинграду выйдем! – обрадовался Капустин, присаживаясь с ним рядом. – По моим подсчетам до него осталось чуть менее пятнадцати километров.

– Не думаю! – возразил Смирнов. – Завтра бой, а у нас, ни патронов, ни гранат. С чем воевать, комбат?

– Ты мне прекрати подобные разговоры! Услышит сотрудник Особого отдела – здесь и останешься.

Из-за кустов послышался громкий смех. Николай поднялся и, вместе с Капустиным, направился туда, где раздавались взрывы смеха.

Двое солдат держали буханку; двое пилили ее, как бревно. Получилось! Бойцы схватили половинки и сунули под шинели, чтобы те оттаяли. Теперь возникла новая проблема, как переночевать?

– Братишки! Мы тут все к утру замерзнем, огонь не разводи, жрать нечего!

– Прекратить разговоры! – коротко бросил Смирнов. – Ты же – боец, а не баба! Двигайся больше, тогда не замерзнешь…

Мороз нажимал. Вскоре бойцы промерзли до костей и чертовски устали. Хруст снега под обледеневшими валенками раздражающе царапал душу. То один, то другой боец засыпал на ходу и падал в снег. Эти падения отрезвляли, но ненадолго, сон снова и снова валил красноармейцев в снег. Время словно остановилось…

***

В ту февральскую ночь 1942 года Сталину не спалось. За окном бушевала метель, ветер неистово завывал в печной трубе. (Вождь, вообще, плохо спал ночами и, в будущем, сместил собственный отдых на утренние часы.) Он лежал на узкой железной кровати и, опустив на глаза, набрякшие за день веки, тщетно пытался задремать. Сталин никогда не пользовался снотворным, он просто не верил в силу подобных средств.

Вождь повернулся лицом к стене и попытался представить, в веренице событий последних дней, попытку соединения войск Волховского фронта с войсками Ленинградского фронта. Он еще не решался поверить в то, что зимнее наступление Красной Армии против немцев начинает выдыхаться, а шансов на активизацию наступления с каждым днем становится все меньше и меньше. Теперь он возлагал большие надежды на будущий удар, который нанесет Тимошенко в направлении Харькова.

Сталин вздохнул и открыл глаза, поняв одно, уж если начал разбирать в уме положение дел на фронте, значит, уснуть больше не удастся! Он встал и прошел в библиотеку, где на столике лежало, роскошное, с золотым обрезом, немецкое издание книги Гитлера «Майн Кампф». Подержав ее в ладонях, он поставил книгу на полку и взял невзрачную на вид брошюру «Моя борьба» – сокращенный русский перевод книги Гитлера.

Подумав, Сталин раскрыл книгу наугад. В глаза ему бросилась фраза – «Молодой человек должен научиться молчать и, если нужно, молча терпеть несправедливость. Если бы немецкому юношеству в народных школах меньше вдалбливали знаний и внушали больше самообладания, то это было бы щедро вознаграждено в годы 1915-1918».

Сталин усмехнулся. Фраза заинтересовала его.

«Теперь у его солдат самообладания даже излишек! – подумал вождь. – Только основываться это чувство должно на осознании справедливости того дела, за которое ты воюешь. Нет, он уже проиграл эту войну, как проиграл ту, другую, Наполеон. Нынешняя война – это схватка идеологий! У него плохие аналитики по России».

Листая брошюру, Сталин наткнулся на отмеченную им фразу. «Народное государство, – утверждал Гитлер, – видит идеал человека в непреодолимом воплощении мужской силы и в бабах, вновь производящих на свет мужчин».

«Пошляк, – раздраженно подумал вождь и захлопнул книгу. – Жалкий пошляк… И такой человек стоит во главе государства!»

Пройдя в кабинет, он сел за рабочий стол и достал дневник. Он листал его, останавливаясь на тех событиях, которые были наиболее памятными. Над одной из страниц вождь помрачнел и заскрипел зубами: на ней описывалось то, чем занимался Генштаб перед самой войной.

«Учения, одни учения! Учения в Закавказском военном округе; учения в Среднеазиатском военном округе…», – читал вождь.

Сталин напряг память и вспомнил, что бригада Генштаба вернулась в Москву лишь за сутки до войны! Он снова заскрипел зубами. Конечно, все это не являлось ошибкой в чистом виде; но вот такие малосущественные ошибки позволили Гитлеру сделать верные ходы, лишившие его всех преимуществ!