В тени королевы

Джуно не хуже меня знает, что я не откажусь от этой встречи. На лестнице уже слышны шаги – и волнение сжимает грудь так, что едва могу дышать. На миг задумываюсь о том, куда исчезла прежняя Кэтрин: та, что без раздумий прыгала в реку с высокого берега, и мысль об опасности ее лишь подхлестывала, та, у которой все ели с руки, а она только смеялась? Дверь со скрипом приотворяется; вот и он – при виде его у меня слабеют колени. Лицо у него встревоженное, в руках какой-то сверток. Собаки радостно бросаются к нему; Стэна я прижимаю к себе, словно для защиты, хотя он скулит и рвется к Хертфорду – похоже, мои питомцы любят его не меньше, чем я.

– Нед! – восклицает Джуно и бросается к нему в объятия.

Он смотрит на меня через ее плечо с тем выражением, которому невозможно сопротивляться – жалобным выражением брошенного щенка: нахмуренный лоб, брови домиком. В такие моменты люблю его еще сильнее!

– Милорд Хертфорд? – начинаю я сухо, не желая выдавать себя и показывать, что за буря во мне бушует. Но меня тянет к нему неодолимая сила – которой, боюсь, я не смогу противостоять. – Какой сюрприз!

Он достает из-за пазухи зеленое яблоко, режет его на дольки карманным ножом и протягивает одну Геркулесу, пристегнутому цепочкой к оконной раме.

– Обезьяне, значит, принес угощение, – говорит Джуно. – А нам? – Она указывает на сверток, который ее брат держит в руке. – Что у тебя там? Сладости?

– Нет, не сладости, – отвечает Нед загадочно и, присев, начинает разворачивать сверток. Мы с любопытством следим за ним. Вот он вытаскивает что-то очень похожее на бараньи ребра – Стэн с радостным визгом вырывается из моих объятий и мчится к нему. Хертфорд не спешит угощать собак: сперва приказывает всем сидеть, а затем от каждой добивается какого-нибудь трюка – перевернуться на спину, просить, протянуть лапу за угощением. Он помнит всех моих собак по именам и по характерам, помнит, что умеет каждый; от этого мое сердце тает.

Наконец все собаки получили угощение и разошлись по углам, чтобы спокойно погрызть кости; но Хертфорд остается на коленях и жалобно смотрит на меня.

– Ради бога, Хертфорд, встань с пола! – говорю я, стараясь, чтобы голос звучал сурово.

– Китти, – выдыхает он, – я думал, что тебя потерял!

– А кто сказал, что нет?

Я отхожу от него к камину, довольная тем, что сумела сохранить хоть малую толику самообладания. Джуно сидит у огня, зябко обхватив себя руками. После инфлюэнцы она сделалась особенно чувствительна к холоду и легко подхватывает простуду. Укрываю ее меховым плащом и ворошу поленья в камине, чтобы огонь ярче горел. Она тянется ко мне, берет за руку, и несколько мгновений мы молча смотрим на огонь.

– А теперь, – говорит Джуно брату, сжав мою руку в знак солидарности, – может быть, ты объяснишь свое поведе-ние? Почему ты, не сказав ни слова, покинул Хэмптон-Корт?

Я все еще стараюсь на него не смотреть, но чувствую, что он не сводит с меня глаз.

– Все из-за Сесила, – отвечает он. – У нас с ним… вышел разговор.

Теперь я поворачиваюсь к нему.

– Разговор?

– Подстерег меня на конюшне и загнал в угол. Один из его подручных держал меня за горло, а Сесил стоял рядом и щелкал пальцами. Пригрозил: если я не оставлю тебя в покое, он не сомневается, что со мной произойдет какой-нибудь несчастный случай. И приказал покинуть двор. Это пожелание Елизаветы. Выбора не было, Китти: раз уж королева меня отсылает…

– Какой же это «разговор»? – говорит Джуно. – Настоящая угроза. Я-то думала, он на вашей с Китти стороне!

– Он выполняет приказы королевы, – говорю я. – А не мои.

– Да, верно, – соглашается подруга. – И в первую очередь Сесил всегда на стороне Сесила.

Хертфорд протягивает мне руки. Я колеблюсь: кажется, стоит прикоснуться к нему сейчас, стоит ощутить его близость – обратного пути не будет. Так что держусь за руку Джуно, словно за якорь, а свободной рукой глажу его рукав.

– Ты дрожишь, – шепчу я.

– Выходит, королева приказала тебе покинуть двор. Если так, не слишком ли опасно тебе здесь находиться? – спрашивает Джуно.

– Не приехать я не мог. Китти, я думал, что теряю тебя! Твое письмо… – Он запинается, подбирает слова. – Ты писала так, словно решилась выйти замуж и уехать в Испанию. Этого я перенести не мог.

Мое сердце оттаивает и раскрывается ему навстречу, но тут вспоминаю, из-за чего с ним поссорилась:

– А Фрэнсис Мотэс? – Произнося ее имя, живо вспоминаю, как она размахивала листком со стихами, словно короной, добытой на поле боя.

– Да, как насчет Фрэнсис Мотэс? – подхватывает Джуно.

– Да бог с ней совсем! – С этими словами он падает на скамью рядом с сестрой, а я остаюсь стоять, не понимая, куда мне деваться. – Замерзла? – говорит он, взяв Джуно за руку, и принимается растирать ее ладонь. От этого нежного жеста у меня екает сердце.

– Ты так и не объяснился, – напоминает она.

– Нужно было убедить Сесила, что я тебя бросил, – отвечает он, глядя на меня. – Я знал, Фрэнсис Мотэс непременно всем разболтает, и через несколько часов об этом будет знать весь дворец.

– Ты не ошибся, – отвечаю я, уже готовая ему поверить. – Но… Фрэнсис Мотэс!