В тени королевы

– Сестре ничего не говори! – торопливо предупреждает Джуно.

– Почему? Мышке можно доверять!

– Потому что для нее это может быть опасно.

– Да, наверное, ты права.

Теперь я храню опасный секрет! Это страшновато и волнующе, словно я спрятала под платьем мешочек с селитрой и теперь должна держаться подальше от огня, чтобы не вспыхнуть.

Мы тихо проскальзываем во внутренние покои, вполголоса бормочем извинения. Мистрис Сент-Лоу также вполголоса квохчет надо мной, спрашивает, все ли у меня есть, что нужно. Я поддерживаю свою легенду – прикладываю ладонь к низу живота и слабо, но благодарно улыбаюсь. Фрэнсис Мотэс и Лиззи Мэнсфилд в углу о чем-то перешептываются с таинственным видом и поглядывают на меня. Я с улыбкой машу им рукой, а потом как бы невзначай касаюсь цепочки на шее – материального свидетельства моей тайны. Фрэнсис явно не понимает, с чего это я с ней так дружелюбна: улыбается в ответ, однако физиономия у нее озадаченная. Интересно, стихи она по-прежнему прячет на груди? И, должно быть, ждет, что еще пришлет ей джентльмен, который скоро станет моим мужем!

Мэри сидит в одиночестве с книгой у окна; я подсаживаюсь к ней. Но королева – она сидит у камина, где теплее, и слушает, как леди Ноллис читает стихи, – замечает нас и с улыбкой манит к себе. Похлопав по табурету рядом с собой, Елизавета говорит:

– Идите сюда, девочки, посидите с нами! Леди Ноллис читает Уайетта. Очень люблю его стихи.

Я сажусь на табурет, а Мэри на подушку у моих ног. По сжатым губам сестры догадываюсь, что ей не по себе: обе мы не привыкли к такому дружескому обращению королевы. Я напоминаю себе, что теперь нужно следить за каждым своим словом.

– Все мы здесь родня друг другу, верно? – с необычной теплотой говорит королева.

– Верно, – подтверждает леди Ноллис.

– Кузины из рода Болейн и из рода Тюдоров… – продолжает Елизавета.

Мне приходит на ум, что, если правдивы слухи, Тюдоры – мы все. Говорят ведь, что Мэри Болейн, мать леди Ноллис, была любовницей Генриха Восьмого, пока он не переключился на ее сестру Анну, и что леди Ноллис – его родная дочь. Я бы такого не заподозрила, но в самом деле, и в леди Ноллис, и в Леттис заметны тюдоровские черты.

– Позовите сюда и Леттис, – приказывает Елизавета. – Мы хотим окружить себя родственницами.

Леди Ноллис подзывает взглядом дочь. Леттис, отделившись от группы девушек, шьющих в уголке, приседает перед королевой в реверансе и устраивается рядом с Мэри.

– Как настоящая семья! – со вздохом говорит королева. – Нужно будет заказать мистрис Теерлинк наши портреты, прежде чем ты, Леттис, уедешь и выйдешь за Деверо.

– Ты выходишь замуж? – шепчу я, чувствуя прилив радости. Если королева позволила Леттис выйти замуж, значит, ее отвращение к бракам фрейлин пошло на убыль – а следовательно, есть надежда и для меня.

– Недавно мне доложили о новом заговоре, – говорит королева. – Похоже, на этот раз на мой престол нацелился Хантингдон. Считает, что капли крови Плантагенетов в жилах для таких притязаний достаточно. Это никогда не прекратится: всегда найдется кто-то, желающий занять мое место! Как видите, дамы, нашей семье лучше держаться вместе. – А затем оборачивается к леди Ноллис, спокойная, как гладь мельничного пруда – словно и нет на свете ни претендентов на престол, ни заговоров, ни отравленных перчаток – и говорит: – Однако вы не дочитали стихотворение.

– Прочитать сначала? – спрашивает леди Ноллис, взяв в руки книгу в потертом бархатном переплете.

– Нет, только конец. Больше всего я люблю последние строки.

Леди Ноллис читает голосом чистым и звонким, как проточная вода:

Повязка шею обвивает ей,Где вышиты алмазами слова:«Не тронь меня, мне Цезарь – господин,И укротит меня лишь он один»[53]

.

На миг наступает молчание; а потом королева говорит:

– Это написано о моей матери. Уайетт любил ее прежде, чем она вышла замуж за отца.

– Очень красиво, – говорю я.

– За свою любовь он попал в Тауэр. Вы об этом знали? – Темные глаза королевы встречаются взглядом со мной, и кажется, что вопрос обращен ко мне; но, не дожидаясь ответа, она продолжает: – Ему удалось избежать казни, многим другим – нет. – В голосе ее звучит печаль, которую ни с чем не спутаешь. – Каждая из нас кого-то потеряла.

Зачем она это говорит? Быть может, хочет наладить отношения со мной и с Мэри – ведь и мы потеряли отца на плахе? Я позволяю себе помечтать: быть может, королева простит нам кровь Тюдоров, по несчастливой случайности текущую в наших жилах, быть может, даже начнет считать это достоинством… и все-таки позволит мне выйти замуж! Я снова касаюсь цепочки на шее: на цепочке висит кольцо – оно еще хранит на себе тепло рук Хертфорда.

– Что за ужасные были времена! – это говорит Мэри; в который уже раз я поражаюсь тому, что в первую очередь она думает не о себе, как я, а о других – о том, каково им приходилось.