В тени королевы

– Интересно, что она будет делать, когда ты выйдешь замуж и не сможешь больше ее защищать? – спрашивает Фрэнсис, обращаясь к Леттис, но не спуская сощуренных глаз с меня.

– Фрэнсис, я вполне способна сама о себе позаботиться.

– Да уж, с иглой ты управляешься отлично, верно, Мэри? – подмигнув мне, подхватывает Леттис.

Фрэнсис, надувшись, отходит, а мы с Леттис помогаем друг другу зашнуровать амазонки.

– Как твоя сестра? – спрашивает она. Единственная, кто спросила.

– Жить будет.

– Она что, притворилась больной?

– Скажем так: все оказалось не настолько страшно, как выглядело на первый взгляд. К тому же доктор ей очень помог.

Мы выходим во двор и садимся в седла. Даже в плаще с меховой подкладкой я остро ощущаю пронзительный декабрьский ветер. Отвожу Лебедя под защиту стен, туда, где хотя бы не дует, чтобы там дождаться королевы. Пальцы уже покалывает от холода; я спрашиваю себя, как выдержу предстоящее путешествие. Наконец она появляется – рука об руку с Дадли, смеется и шутит с ним, словно ничего не произошло. Все, выпучив глаза, глядят, как он подсаживает Елизавету в седло, задерживая руки у нее на талии, как подправляет подпругу, приподняв и отведя в сторону юбки, чтобы до нее добраться. Вокруг проносятся изумленные шепотки: никто не понимает, как истолковать подобную безмятежную сцену. Сесила не видно – впрочем, он никогда не ездит на охоту; но я замечаю поодаль нескольких его людей, и в их числе того, что вчера участвовал в ссоре. Они наблюдают за этой сценой, внимательно следя за Дадли, королевой и зрителями.

Я спрашиваю себя, как Дадли, сумел проглотить такую обиду? Возможно… возможно, он действительно любит королеву. В конце концов, они дружили в детстве, он хорошо знает Елизавету – наверное, знаком с ее играми и понимает, что она его «проверяет на прочность». Если так, должно быть, он единственный, кто ей по-настоящему предан. Остальные лишь изображают преданность, чтобы выгадать немного власти для себя. В отношениях мужчин и женщин многое остается для меня загадкой, но хотелось бы думать, что я способна распознать подлинное чувство. И снова, как часто бывает, я вспоминаю платоновский миф о разделенных людях, ищущих по свету свою половинку, – и вдруг меня поражает мысль, что быть королевой значит быть страшно одинокой.

– Здравствуйте, леди Мэри!

Я оборачиваюсь и вижу за спиной Киза.

– Здравствуйте, господин начальник стражи! – говорю я. Он берет Лебедя за повод и протягивает ему на ладони морковку. – Как ваша жена, ей лучше?

– Она прислала рассказать мне о вашей доброте, миледи. Передает, что ваше лекарство очень помогло.

– Я рада.

Уголком глаза замечаю, что несколько фрейлин смотрят на нас и перешептываются. Удивляются, должно быть, тому, что я беседую с человеком низкого звания. Что ж, пусть смотрят: он стоит дюжины таких, как они.

– Не знаю, чем отблагодарить вас за доброту…

– Я не ищу благодарности. Ваша дружба – вот все, чего я прошу. – Он хочет что-то сказать, но я его прерываю: – И, пожалуйста, ничего не говорите ни о происхождении, ни о звании. Мне это безразлично.

– Большая честь для меня назвать вас своим другом. – В первый раз я вижу, как он улыбается – и улыбка чудесно преображает его лицо.

– Передайте жене мой привет и пожелания скорейшего выздоровления.

Тем временем Дадли ловко вскакивает на свою кобылу. Та встает на дыбы, бьет по воздуху передними ногами, но он усмиряет ее без труда, демонстрируя свое искусство наездника, под одобрительным взглядом королевы. Затем оба трогаются в путь, возглавляя процессию, – и со стороны кажется, что они близки друг другу, словно брат и сестра.

Кэтрин

Уайтхолл, декабрь 1560 года

– Китти! Китти, проснись!

Я открываю глаза и вижу у своего лица скалящийся череп. Пытаюсь крикнуть, но не могу издать ни звука. Мгновение ужаса… а затем резким толчком, ахнув, снова вырываюсь из сна, на этот раз по-настоящему. Надо мной склонилась Джуно и осторожно встряхивает за плечо.

– Все хорошо, Китти! Тебе просто приснился кошмар.

У меня саднит руку; сдвинув одеяло, вижу огромный синяк от предплечья до локтя, расцветающий всеми оттенками пурпура и охры – и только теперь припоминаю, что вчера мне пускали кровь.

– Этот врач настоящий мясник! – бормочу я.

Постепенно в памяти всплывает все – всплывает главное: какой сегодня день. Джуно суетится надо мной в таком восторге, словно сама выходит замуж.

– Храбрая Китти! – говорит она и осторожно целует синяк.