В тени королевы

– Это серьезно? – спрашиваю я.

– Думаю, ничего страшного, – отвечает она. – Но ей нужно отлежаться.

И все же, возвращаясь в покои королевы, я не нахожу себе места от беспокойства. Словно тугой узел стягивается в груди. Больной зуб – может быть, и пустяк; однако воспаление может перейти с зуба на десну, а дальше… нет, лучше даже не думать о том, что дальше.

Королева весела: болтает с Леттис, шутит о ее скорой свадьбе; когда же я вхожу, Елизавета без церемоний поворачивается ко мне:

– А, Мэри! Что там с твоей сестрой?

– Сейчас она спит, мадам. У нее воспалился зуб. Доктор велел ей не вставать с постели, и леди Джейн просит дозволения остаться с ней.

Королева кивает.

– Кровь ей пустили?

– Кажется, нет.

– Если воспаление, обязательно нужно пустить кровь. Я прикажу своему врачу этим заняться. И да, Мэри, можешь передать леди Джейн, что я разрешаю ей остаться.

– А мне, ваше величество? Можно я тоже останусь?

– Хочешь пропустить самое интересное? Ну нет, не стоит. О твоей сестре прекрасно позаботится леди Джейн. Это все-таки больной зуб, а не чума. – И поворачивается к Кэт Астли, которая топчется рядом: – Ах да, Кэт, я хотела тебя попросить…

Разговор окончен; я делаю реверанс, хоть королева на меня уже не смотрит, и плетусь к выходу.

В приемном покое Сесил и Дадли, каждый в окружении своих людей. Команда Сесила бурно радуется, команда Дадли исходит молчаливой злобой. Неожиданно я понимаю, какую цель преследует королева своими выходками. Все очень просто: «разделяй и властвуй». Ей нужны оба, но она не может допустить, чтобы один возвысился над другим. Вот почему Елизавета никогда не выйдет за Дадли замуж. В Европе она ведет ту же политику, что с Сесилом и Дадли: стравливает друг с другом Францию и Испанию, тем самым ослабляя обеих. Чтобы играть в такие игры, нужно отменное самообладание; а еще нужно быть женщиной, чья сила – в ее непостоянстве.

Один из людей Дадли, положив ладонь на рукоять меча, широкими шагами идет через комнату к людям Сесила. Спешу поскорее отсюда убраться: не хотелось бы оказаться в эпицентре драки. Слышится брань; еще двое людей Дадли оттаскивают своего приятеля. «Брось, – говорят они, – плюнь на него!» Добром это не кончится! Я торопливо выскальзываю за дверь.

Утро пасмурное и очень холодное. Со своего места я вижу морозный узор на стеклах и заползаю поглубже под одеяло. Двое псов Кэтрин спят со мной и греют; один приткнулся у коленей, другой со стороны живота. Из-за болезни Кэтрин я ночевала сегодня в покоях у Джуно, на раскладушке в ногах большой кровати, где легли они обе. После того, как сестре пустили кровь, ей стало получше; а шепот и смешки, доносившиеся из-под их полога вчера до глубокой ночи, убедили меня, что за ее здоровье можно больше не волноваться.

Мне вспоминается, как они вчера переглядывались. А может быть, это уловка – Кэтрин притворилась больной, чтобы избежать поездки холодным декабрьским утром в Элтхэм, не самый удобный и комфортабельный дворец? Вестминстерский колокол отбивает шесть: я выползаю из-под теплого кокона одеял, встаю, ощущая, как под тонкую сорочку пробирается холод, и потягиваюсь, чтобы унять боль в спине. Заглянув за полог, вижу, что Джуно и Кэтрин мирно спят рядышком. Честно сказать, досадно, что они не включили в свой заговор меня: перспектива ехать целый день по морозу, а потом ночевать в огромном и холодном старом замке совсем не радует. Хотя Джейн сказала бы: «Будь стойкой, Мышка». По крайней мере, на саму охоту ехать не придется: мой пони слишком мал и не поспевает за крупными лошадями, королева же не любит, когда кто-то отстает.

Есть искушение разбудить их и поплакаться на судьбу – но уж очень они сладко спят, да это ни к чему и не приведет; так что я бреду в комнату младших фрейлин. Там уже кипит жизнь, все встают и натягивают амазонки, а мистрис Сент-Лоу ими командует. Разговоры только о Дадли, его вчерашнем публичном унижении – и о том, что бы значил поступок королевы. Сходятся на том, что в своих симпатиях и антипатиях Елизавета непредсказуема, и невозможно предугадать, какой ветер подует завтра.

– Из-за этого вчера вышла потасовка, – замечает кто-то.

– Неудивительно – только представь, что тебя вот так ставят на место перед всеми! – отвечает другая.

– С каким лицом он теперь покажется при дворе?

– Хватит болтовни! – приказывает мистрис Сент-Лоу. – Это не ваше дело.

– Теперь мы видим, что на милость королевы полагаться нельзя, – замечает вполголоса Фрэнсис Мотэс, явно целя в меня.

Я не обращаю на нее внимания, не вступаю в разговоры – молча торопливо собираю все, что мне понадобится, в дорожный сундучок, за которым скоро придут носильщики и унесут вместе с прочим багажом.

– А ты-то зачем едешь? – обращается ко мне Фрэнсис. – Я думала, ты не охотишься.

– Королеве нравится ее общество, – отвечает за меня Леттис.

– «Королеве нравится ее общество»! – передразнивает Фрэнсис.

– Да уж побольше, чем общество пустышки вроде тебя!