В тени королевы

Мимо идет Гарри Герберт; проходя мимо нас, замедляет шаг и, кажется, устремляет на мою сестру тоскливый взгляд зеленых глаз. Этот взгляд хорошо мне знаком. Теперь, когда мы в милости у королевы, быть может, Пемброк переменил взгляд на женитьбу своего сына? Но я не могу забыть, как мерзавец бил Кэтрин по лицу. Подсчитываю в уме, когда это было: шесть лет назад. Но красный отпечаток на щеке у Кэтрин памятен мне, словно все произошло вчера. Нет, такого мерзкого свекра она не заслуживает! Я играю быстрее и быстрее, пока не начинают ныть пальцы; поющие тщетно стараются за мной угнаться; наконец все мы бросаем играть и петь – и просто хохочем до упаду.

– Китти, твоя очередь! – объявляет Левина, привстав из-за мольберта, и жестом подзывает Кэтрин к окну.

Кэтрин садится, изящно подобрав юбки, мило улыбается, хлопает ресницами – и, не удержавшись, показывает нам язык. Помощник Левины не может оторвать от нее глаз; заметив, что я на него смотрю, багровеет как свекла, поспешно прячется у Левины за спиной и принимается расставлять краски по порядку, от светлых к темным, делая вид, что очень этим занят.

– Вряд ли портрет с высунутым языком порадует ее величество! – строго говорит Левина.

Но улыбается и она. Всех нас привлекает в Кэтрин ее неистощимая любовь к жизни; однако я сейчас особенно радуюсь, что сестра снова весела и довольна – в этом вижу знак, что она пережила разрыв с Хертфордом и разбитое сердце ее исцелилось.

Левина с улыбкой расправляет оборки на платье Кэтрин, заправляет ей волосы под чепец, поправляет ожерелья.

– Что там у тебя? – спрашивает она, взявшись за цепочку, уходящую под корсаж.

Я не вижу, что у Кэтрин, хотя любопытство на лице Левины привлекает мое внимание.

– Ничего! – твердо отвечает сестра и снова прячет цепочку под платье. Что бы там ни было, обсуждать это она не собирается.

Пока Левина рисует, я наблюдаю за людьми вокруг. В приемном зале собирается народ: весь двор пришел праздновать пожалование Дадли графского титула. Зал полон разряженных придворных: болтают, играют в карты или в кости, делая слишком крупные для себя ставки, сплетничают, окидывают друг друга оценивающими взглядами.

Мимо пробегает гонец с посиневшим от холода лицом. Пара стражников останавливает его у входа во внутренние покои.

– Важные новости из Франции! – выпаливает он и протягивает одному из них письмо. Тот просматривает и кивает своему товарищу. К дверям подходит леди Ноллис, тоже пробегает глазами письмо, а затем вводит гонца в покои королевы.

– Как вы думаете, что там? – спрашиваю я.

– Новости из Франции? Должно быть, Мария Шотландская сказала о королеве какую-нибудь очередную гадость, – говорит Леттис. – Спрошу матушку, когда она вернется.

С Кэтрин Левина заканчивает, и настает моя очередь. Я сижу тихо и слежу за работой ее проворных пальцев. Через некоторое время она останавливается и подходит с портретом ко мне. Странно: обычно Левина не показывает незаконченные картины. На сияющем голубом фоне я вижу свое лицо: деталей пока недостает – но, несомненно, лицо то же, что предстает мне время от времени в зеркале сестры. Те же круглые карие глаза под высоко поднятыми бровями, губы сердечком, платье с высоким воротом и с рукавами-фонариками. И все же это не я – здесь нет и следа моей настоящей фигуры: ни горба, ни искривленной спины, ни неловкого поворота шеи. Вопросительно смотрю на Левину; мне вспоминаются те наброски моего обнаженного тела, что делала она несколько лет назад.

– Знаю, – говорит она. – Прости. Это приказ королевы.

Интересно, как Елизавета сформулировала свой приказ? «Мистрис Теерлинк, нарисуйте так, чтобы она выглядела нормальной»?

– Разумеется. Все мы здесь на службе, и наше дело подчиняться. – Произнося это вслух, я особенно остро чувствую, как мне недостает свободы.

Левина молча продолжает работу. Я сижу неподвижно, и накрахмаленный край высокого воротника царапает мне щеку. Ученик Левины набрасывает на листке бумаги что-то другое – должно быть, кого-то из девушек, судя по тому, как то и дело посматривает в их сторону.

Дверь во внутренние покои отворяется; Леттис тут же вскакивает и бежит туда поговорить с матерью. Выходит гонец, прижимая к себе пухлый мешочек монет, – как видно, принесенная им весть порадовала королеву. Леттис бесшумно проскальзывает назад, к нам, садится у окна, рассеянно вертит на пальце обручальное кольцо.

– Ну что там? – не выдерживает Джуно.

– Умер король Франции, – объявляет Леттис.

Все молчат; я пытаюсь сообразить, хорошая или плохая это новость для Англии. Скорее, хорошая – ведь получается, что Мария Шотландская больше не правит Францией. Королева, несомненно, довольна. Мне вспоминается, как она отреагировала на известие о болезни французского короля.

– Что-то короли там долго не задерживаются, – с обычным своим легкомыслием замечает Кэтрин. – Ему же было всего шестнадцать. А его брату сколько?

– Новому королю десять, – отвечает Леттис. – Его зовут Карл. Еще мне велено вам передать, что завтра королева устраивает охоту в Элтхэме, и хочет, чтобы все мы ехали с ней.

– Даже я? – спрашиваю у Леттис.