В тишине твоих шагов

Катя принесла вина из своей квартиры, и мы устроились

прямо в гостиной. Артем заказал в службе доставки пиццу

и бургеры.

—  Вуаля, — сказала я, поставив бокалы на столик перед

диваном.

Позади меня звонко шлепнула очередная капля в ведро.

Мне не удалось сдержать жалобный вздох. Катя, заметив

это, включила телевизор и сделала громче.

—  Тёма, сколько тебе лет? — грозно сказала Катя, нали-

вая вино.

—  Без трех дней восемнадцать, — сделав серьезное лицо,

сообщил тот.

—  Уговорил. Сделаем тебе скидочку, — согласилась Ка-

тя и протянула ему бокал, — три дня не в счет.

Парень радостно закатал рукава свитера.

—  Первый тост за любовь, — предложил он.

—  Я бы от нее сейчас не отказалась, — поддержала Ка-

тя. — Как-то всё до сих пор не складывалось в моей жизни.

—  Предлагаю выпить за то, чтобы у всех сложилось.

— К слову сказать, я думала, что Алёна, собачий тре-

нер, — девушка Лёши, — обратилась я к Артему, принимая

свой бокал.

— Собачий тренер, — рассмеялась Катя. — Тренер со-

бачий!

Мы дружно захохотали.

— Она не в его вкусе, — признался парнишка, утирая

слезы от смеха.

— Нет, она эффектная, — не согласилась я и поверну-

лась к подруге:  — Ты бы ее только видела!

Я обрисовывала фигуру собачьего тренера, не забыв ни

про одну округлость на ее теле.

—  Ничего особенного, — буркнул парнишка.

—  Ты не прав.

—  Как бы она ни выглядела, — возразил Артем, пригу-

бив вина, — моего брата не оставило равнодушным то, что

при разговоре с ним она часто обращается к третьим лицам.

Словно бы он был умственно отсталым.

208

—  Кстати, да. — Мне вспомнился наш разговор в прию-

те. — Всё, что она объясняла тогда, было направлено ко

мне. Видимо, с тем, чтобы я ему потом всё разжевала.

— В том-то и дело, — согласился парень, — обществу

трудно воспринимать глухих людей как равных себе. Для

многих нарушения слуха сродни умственным отклонениям.

И Лёхе это, конечно, всё тяжело дается.

—  Кому, если не ей, всё знать про такие вещи, — заме-

тила я.

—  Я видел эту мадам. Она бы и не прочь замутить с ним,

говоря откровенно. Но когда в общении проскальзывает та-

кое отношение, это больно бьет по его самолюбию. Ему не

нужна сиделка, даже с такими выдающимися достоинства-

ми. Ему хочется чувствовать себя мужчиной.

—  Она же не первый день работает в этой сфере, — уди-

вилась я. — Про глухих всё знает. Мне кажется, что мы всё-

таки зря ее обвиняем. Да и насчет твоего брата у нее вряд ли

были какие-то серьезные намерения.

— Он ей нравится. — Артем упрямством напоминал

брата. — И тебе нравится.

—  Мне? — смутилась я, чуть не подавившись.

—  Тебе,  — хитро улыбнулся он.

—  Не сказать, чтобы..

—  Нравится! — рассмеялся он. — Я же не ребенок. С пят-

надцати лет живу отдельно от родителей, два года работаю

в агентстве и научился замечать еще и не такие вещи. Читаю

между строк. Да и брата своего знаю достаточно давно.

—  Да, — призналась я, — он мне нравится. Но нас свя-

зывает только работа.

— Знаешь, я даже рад, — вдруг сказал он, усаживаясь

удобнее. — Можешь отпираться. Но что круто, это то, что

ты толкаешь его на подвиги. Каждый день. И каждый день

становится для него преодолением себя.

—  Господи, у меня в голове не укладывается, как он справ-

ляется со всем этим, — вставила Катя, опустошив бокал.

—  И это идет ему на пользу, — добавил Артем. — Я дол-

го ждал чего-то такого, что заставит его вылезти из своего

панциря. И он меняется на глазах, становится самостоя-

тельным, как прежде. Уходит в отрыв. Я очень рад.

Глаза паренька загорелись.

209

—  Это все хорошо. — Мои щеки заметно покрылись ру-

мянцем. — Но я не думаю сейчас о чем-то большем между

нами. И сдерживающий фактор здесь скорее он, а не я.

— Конечно, — усмехнулся Артем и одарил меня зага-

дочным взглядом. — Он не может себе этого позволить, по-

тому что оброс кучей комплексов за эти годы. У него харак-

тер был не сахар: упрямый, боевой, серьезный, аж до ряби

в глазах. И после всего произошедшего с ним он словно над-

ломился. И вроде бы не принимает свою судьбу, сражается,

идет вперед, добивается целей. Но с другой стороны, не хо-

чет навязывать себя кому-то, считая свою глухоту обузой

или тяжелым грузом.

— Я тебе прямо скажу, Артем, что правда, она где-то

посередине. Он всё сделал, чтобы люди могли с ним об-

щаться, но это, так или иначе, остается сложным и для него,

и для окружающих.

—  А тебе? Тебе сложно быть с ним рядом? — добродуш-

но произнес он, глядя мне прямо в глаза.

Катя прокашлялась и снова наполнила свой бокал.

—  Рядом с ним должен быть человек, готовый разделить

с ним эти тяготы. И только во имя любви. Потому что лю-

бовь — это единственное, что может помочь услышать глу-

хому и увидеть слепому. Достойна ли я этого? Смогу ли?

Хочет ли он этого? Не знаю. Мы слишком мало друг друга

знаем. И все эти вопросы пока не своевременны.

— А по-моему, — заключил он, поднимая бокал, — ты

всё уже знаешь. Или я идиот.

—  Не знаю, — повторила я.

— Просто… он столько делает для тебя. И таким я его

еще не видел. Не подведи его, ладно? Если нет, то не давай

напрасных надежд. Если да, то будь достойна его.

— Красиво сказал, — изрекла Катя, чокнувшись с ним

бокалами.