Я оставалась сидеть неподвижно. Мне было о чем по-
думать.
— Ты мне нравишься, Саша. — Артем протянул свой
бокал. — И мне нравится то, что происходит между вами.
Это волшебно, ведь так?
К моей голове прилил жар. В животе запорхали бабочки.
Я вдруг призналась самой себе в том, в чем еще не призна-
210
валась никому. И вдруг стало так легко, так свободно на ду-
ше и так ясно.
— Да, — ответила я, не в силах сдержать улыбку, рас-
плывавшуюся по лицу.
— Вот!
И мы звонко чокнулись бокалами.
Прошло около часа с момента его ухода. Я беспокойно
поглядывала на часы, каждый раз порываясь встать, но Ка-
тя с Артемом оживленно болтали, обмениваясь мыслями
о ходе расследования, и призывали меня успокоиться. Пиц-
ца была наполовину съедена, вино выпито. Вода с потолка
больше не капала.
Я решительно встала.
— Действительно, что-то он задержался, — согласилась
Катя, соскакивая с места, и последовала за мной.
В подъезде было темно и жутко. Мы поднялись на этаж
выше. Дверь в квартиру Домового была не заперта. Толкнув
ее ногой, я вошла.
В коридоре ужасно воняло сыростью, пол был наспех
протерт старыми тряпками, валявшимися грудой в углу. На
вешалке висели вещи советских времен, от них страшно не-
сло махоркой. Я поёжилась.
Артем догнал нас и, с шумом выдохнув, остановился ря-
дом. Из кухни доносились голоса. Я прошла по коридору,
стараясь не касаться жутких стен с грязными, наполовину
оторванными, обоями. Катя зацепилась плечом за огром-
ный сломанный зонтик в прихожей и выругалась. Артем по-
мог ей освободиться.
Возле кухни мне в нос ударил запах кислых щей и гряз-
ных носков. Дверь была распахнута.
Они сидели за старым шатающимся столом без скатерти
на видавших виды трехногих табуретках: Петрович в рва-
ном халате, но чисто выбритый и с копной шелковистых ры-
жих волос на голове, и совершенно счастливый Тимофеев,
с босыми ногами, в джинсах, закатанных до колена, и мо-
крой футболке. Похоже, он помогал Домовому устранять
последствия потопа.
На столе гордо стояла почти опустошенная бутылка вод-
ки, две рюмки, трехлитровая банка с квашеной капустой,
211
открытые консервы с килькой в томатном соусе и пара ви-
лок. В руках Тимофеева торчала горбушка черного хлеба.
— За любовь! — радостно провозгласил Петрович.
— За любовь, — заплетающимся голосом повторил Ти-
мофеев и опустошил свою рюмку, не поморщившись.
Макнув краюху хлеба в консервы, он отгрыз от нее кусок
и с довольным видом проглотил. Над его губами остались
усы из томатного соуса.
— Уууу, — произнесла Катя из-за моего плеча.
Петрович подскочил на табуретке от неожиданности.
Тимофеев проследил за его взглядом и, увидев нас, умили-
тельно промычал:
— О, Сашенька..
— Сашуууля, — расплываясь в улыбке, подхватил сосед.
Итак, нужно признаться: Тимофеева постигла та же
участь, что и всех предыдущих моих «спасателей». Он по-
пал под очарование загадочного одинокого алкаша, похо-
жего на Джигурду.
— Вызову-ка я нам такси, — произнес Артем, озадачен-
но почесав затылок, и подхватил попытавшегося встать бра-
та под руку.
Надо сказать, что с координацией у Тимофеева-старшего
почти не было проблем. Он сердечно распрощался с Петро-
вичем, обнявшись, поцеловавшись троекратно, и пообещал
больше того не заливать и не топить. Катя схватилась за го-
лову, пытаясь не заржать.
Я спустилась к себе в квартиру, не сказав ни слова, и сра-
зу прошла на кухню. Веселая компания ввалилась в кварти-
ру за мной следом. Налив стакан воды, я поставила кувшин
и медленно повернулась к ним. Мои руки сомкнулись на
груди в замок. Они дружно прекратили смеяться и застыли
на месте.
Видимо, что-то такое отразилось на моем лице, отчего
Катя с Артемом отскочили подальше от кухни, как ошпа-
ренные, и скрылись в гостиной.
Тимофеев, пытаясь выглядеть трезвым, надувал губы
и смотрел на меня. Он всё еще был босиком и в мокрой фут-
болке, только его волосы вздыбились, как от удара током.
Улыбаясь, он попытался их унять, почесывая тыльной сто-
роной ладони.
212
Я разочарованно покачала головой.
С ужасным грохотом он захлопнул за собой дверь в кух-
ню и почти твердой походкой подошел ближе, почти вплот-
ную. От него разило одеколоном вперемешку с килькой.
Над верхней губой, сквозь пробивавшуюся щетину, видне-
лись красноватые корочки — усы от соуса. К подбородку
пристала хлебная крошка. Выглядело это, мягко говоря, за-
бавно. И пахло так себе.
Я выпрямилась, заглядывая в его замутившиеся глаза.
— Саша, ты знаешь, — растягивая слова, начал он.
— Что? — озадаченно спросила я, освобождая руки,
чтобы успеть поймать его.
Мне показалось, что он не совсем владеет собой. Точнее,
пьян, как Харатьян, только старается не подавать вида.
— Во сне, — он оперся одной рукой на кухонный гарни-
тур, — я слышу твой голос.
— Правда? — улыбнулась я, заглядывая в его полуза-
крытые глаза.
— И я хочу вернуться в «Старую пристань». — Он за-
мер. Казалось, что ему трудно устоять на ногах. — Греться
горячим глинтвейном и просто держать тебя за руку.
Я чувствовала его дыхание и продолжала пристально
смотреть, замерев, не отрывая ни на секунду глаз от его губ.
Воздух меж нами накалился и словно застыл.