В заповедной глуши

Ещё раз оглянувшись, она достала из сумки два ТТ.

Самые настоящие Тула-Токарев образца 1933 года. Витька и раньше видел такие, когда жил у Егора, а уж Михал Святославич познакомил мальчишек с этим оружием почти в первую очередь. Пистолеты были в некоторых местах тронуты ржавчиной, но лишь сверху. Под пылью блестело суровое воронение.

— Такие вещи надо сдавать, — Алька испытующе смотрела на Витьку. — Но мы иногда… оставляем.

— Оставляете? — Витька повёл бровями. — И?..

— Бери себе. Один тебе, один твоему другу, — сказала Алька. — В этом нет ничего нечестного. Вот если там золотые зубы или медали забирать, как чёрные копачи делают… А оружие — оно для дела. Тут ещё патроны, я правда не знаю, годятся они. Но такие патроны достать легко.

— Это твой подарок? — Витька посмотрел испытующе. Алька кивнула и почему-то явно смутилась:

— Ага, вместо обручального кольца.

— Аль… — Витька отложил пистолеты на брезент. — Аль…послушай, я…ну погоди, Аль… — хотя она ничего не делала, только смотрела непонимающе и тревожно как-то. И от этих непонимания и тревоги Витька скис. Взял один из ТТ и начал вертеть в пальцах.

— Что ты хотел сказать? — тихо спросила Алька, беря второй пистолет.

— Ничего, — буркнул Витька. Алька тихонька вздохнула:

— Ну хотел же.

— Ну… хотел. Хотел.

— Тогда говори…

— Ты… такая хорошая, Алька… — сказал Витька, поднимая на неё глаза. — А меня ты совсем не знаешь — какой я настоящий. Я, может, совсем не такой, каким хочу казаться… И вообще… со мной знаешь, что бывало в жизни? Ты от меня просто убежишь, если я расскажу… — и ему вдруг захотелось рассказать всё-всё, как Вальке. Как иногда хочется сделать себе больно, чтобы от чего-то отвлечься. Но он представил себе, каким ужасом и отвращением переполнятся чистые глаза девчонки — и вздрогнул.

— Ты ведь… ты ведь из России на самом деле? — мягко сказала Алька. — Ты, наверное, Михалу Святославичу не племянник? — Витька кивнул. — Ну и я знаю. Нам про то, как у вас, много говорят. Ты, наверное, чем-нибудь… ну… нехорошим занимался, чтобы просто жить. Или тебя заставляли. Ну и что? Ты же сам хороший, — Витька поражённо слушал эти простые и мудрые слова.

— Но ты не знаешь, — помотал головой Витька. — Я воровал… И ещё я такое делал…

Но тёплая твёрдая ладонь легла ему на губы, и мальчишка замолк, вздрогнув:

— Мне всё равно, — твёрдо и ласково сказала Алька. — Мне всегда будет всё равно.

Губы мальчишки — сухие, горячие и шершавые — смешно толкались в ладонь, и Алька неожиданно поняла, что он шепчет.

* * *