Валенсия и Валентайн

– Но ты не чокнутая. Честно, думаю, что знала бы, если б ты была чокнутая. – Валенсия чувствовала – подруга считает, что она ведет себя нелепо. Но говорить об этом вот так, откровенно, она не стала, потому что Грейс была самым добрым человеком в мире. Даже если она подумала, что ты ведешь себя нелепо, она высказалась бы как-то иначе, не употребляя оскорбительное «нелепо» и используя другое слово, которое прозвучало бы как комплимент. Должно быть, у Грейс был какой-то особый тезаурус.

– Ты ведешь себя нелепо, – сказала Грейс, отвинчивая колпачок пузырька с лаком для ногтей и снова наклоняясь к ногам.

Валенсия нахмурилась.

– Вэлли, – добавила Грейс через минуту, не поднимая глаз, но так строго, как Валенсия никогда от нее не слышала. – Во-первых, я не думаю, что ты придумала Джеймса Мейса таким, каким он был. Я знаю, что такое случается с другими людьми, но я не думаю, что это случилось с тобой. Но также, просто чтобы ты знала, если бы это произошло, я все равно была бы сейчас здесь и говорила, что люблю тебя и останусь с тобой. Понятно?

Валенсия кивнула.

– Мне вообще не следовало говорить об этом. Я не думала, что ты, ну, знаешь, откровенно, злонамеренно лжешь, просто избегая чего-то другого. Все это немного притянуто за уши, но в жизни так иногда бывает. Думаю, тебе следует вернуться к работе, уже по-настоящему, и позвонить этому парню, Джеймсу. Его номер есть в номеронабирателе, а у тебя на руках незаконченное дело. Незаконченное дело – это то, о чем всегда будешь сожалеть. Я постоянно это говорю. – Грейс всегда говорила, что она всегда говорит то, чего никогда не говорила.

Валенсия вздохнула.

Но на следующее утро она приняла душ, надела чистую одежду и отправилась на работу. Грейс, казалось, испытала облегчение, увидев ее, и лицо Норвина сморщилось, как бывало, когда он пытался улыбнуться. Но Питера на месте не было. Вместо него в кабинке через проход сидел лысый мужчина в коричневом костюме. У него были усы и такая блестящая лысина, что в ней можно было разглядеть потолочный вентилятор.

– Привет, – сказал он, заметив, что она пристально смотрит на него. – Не думаю, что мы встречались, я – Гэри Греггс. – Он мог бы служить рекламой скальпов. Голова у него была огромная. Он протянул руку.

Валенсия изо всех сил старалась сохранить улыбку. Предложенную руку она проигнорировала, но прятаться не стала.

– Привет. Э, а где Питер?

Мужчина, казалось, ничуть не смутился. Он был одним из тех роботов.

– Это тот, кто раньше здесь сидел? Должно быть, уволился. Или его перевели. – Греггс сказал это непринужденно, с неизменной улыбкой на лице.

Валенсия почувствовала вспышку раздражения, которая вполне могла быть следствием того, что ее сердце разлетелось на тысячу осколков. Ее датчик боли был сломан.

День продолжался, и она плыла сквозь него, ничего вокруг не замечая. Она все еще обходилась без лекарств и уже начала задаваться вопросом, а так ли уж это важно. С другой стороны, возможно, случившееся и было признаком того, что лекарство помогло, но мысль о том, чтобы принять его, просто положив в рот и проглотив, вызывала отторжение. Впрочем, отторжение вызывало и многое другое. Все казалось грязным; она вытирала мышь, монитор компьютера, клавиатуру, руки и каждую ручку строго в таком порядке, потом повторяла процедуру, но этого каждый раз оказывалось недостаточно.

Джеймс Мейс не звонил. Она не думала, что он позвонит, но этот день стал первым рабочим днем за все лето, когда он никак не напомнил о себе, так что это было примечательно уже само по себе.

По истечении рабочего времени клоны «Уэст-Парка» тихими размеренными шагами направились к выходу. Вместо того чтобы последовать за ними, Грейс вкатилась в своем кресле в кабинку Валенсии.

– Давай сделаем это, – сказала она, сверкая глазами.

Валенсия не знала, как объяснить подруге, что у нее уже есть все необходимые доказательства. Джеймс Мейс не был настоящим. Как и Питер.

В итоге, так и не ответив, она нервно поерзала в кресле и принялась искать досье Джеймса Мейса, пока Грейс стояла на страже. Получение чьей-либо личной кредитной информации для любых целей, кроме оказания помощи в совершении платежа, без ясно выраженного согласия клиента, было одной из немногих причин для увольнения и даже ареста, и женщины это знали. Валенсия помнила об этом, но старалась не думать. Штрафы и возможное тюремное заключение пугали ее до смерти. Найти работу – уже само по себе достижение, но с судимостью это было бы абсолютно невозможно.

– Ты правильно пишешь его имя? – Грейс покинула свой пост и теперь всматривалась в светящийся экран компьютера. Поиск по запросу «Джеймс Мейс» дал нулевой результат. Она лихорадочно постучала по экрану длинным искусственным ногтем. – Попробуй написать фамилию иначе.

Валенсия стерла «Мейс», набрала «Мейз» и подождала, пока машина отреагирует на команду.

– Точно помню, что видела все данные на экране, когда смотрела в первый раз. Я еще распечатала информацию и взяла бумагу с собой в аэропорт.

– Отлично, тогда где этот листок с распечаткой?

Валенсия смущенно пожала плечами: