Валерий Гаврилин

Премьера состоялась 15 марта 1979 года в Малом драматическом театре; постановка Л. Додина, художник Э. Кочергин. В день премьеры Наталия Евгеньевна записала: «Всё работает на идею спектакля. Очень запоминаются массовые сцены. Ирина Демич совершила подвиг — играла со сломанной рукой. После спектакля: «Мне теперь всё ясно: ставить свои произведения нужно только с Додиным. Он выстраивает драматургию спектакля, как я — драматургию своих сочинений» [21, 213].

В рецензиях отмечалось: «Словно глухие, размеренные удары колокола слышатся в ритме распутинской повести. На сцене — отзвук их в музыке спектакля. <…> Их первая встреча в деревенской баньке ещё ничего не предвещает, но хор уже пропел хорал, торжественный и тревожный, в нём уже прозвучало предупреждение, которое настроило нас на близкую трагедию: «Матка-река, не гони волну…», — введя в горестную историю контрапунктом безудержное отчаянное начало. Открытым вызовом звучит оно в сцене поездки Настёны на Ангару — в снежном кружении, охваченная отчаянием и надеждой, снова юная, опять невеста, летит она, не ведая исхода, к своему суженому… что за дело ей, что — дезертир, что обречён, раз ему такая доля, то и ей, и быть не может иначе… И горько, отчаянно, безнадёжно звучит вслед ей песня о том, что «цыгане любят шали, да шали расписные» [42, 342].

Сохранилась рукопись Гаврилина. Для постановки по Распутину он написал свою версию популярной цыганской песни, но главной темой спектакля стал хор «Матка-река», вариант которого вошёл потом в «Перезвоны». На его обложке рукой Гаврилина написано: стихи А. Шульгиной. Она же возражала: «Текст — всецело Валерий! Я только написала по его просьбе «Матка-река» и «Не гаси свечу» — они связаны с развитием образов поморского фольклора» [42, 353].

Итак, история «Перезвонов» началась в драматическом театре. Но предыстория отсылает ко времени тринадцатилетней давности. В 1966 году Гаврилин познакомился с Владимиром Николаевичем Мининым, который уже прекрасно знал и очень любил его музыку. Минин попросил Мастера написать что-нибудь для Ленинградской капеллы (тогда он был её руководителем). Потянулись долгие годы ожидания…

В 1979-м на гастроли в Ленинград приехал Московский академический камерный хор. Его руководитель, всё тот же Владимир Минин, вспоминал: «В Большом зале Филармонии состоялся авторский концерт Г. В. Свиридова. В числе других произведений была премьера «Ночных облаков». А немного позднее я прочёл в газете впечатления Гаврилина о музыке своего старшего коллеги. Статья была большая. Исполнителям же был посвящён один маленький — три-четыре предложения — абзац. Но какой!!! Никто так точно до того (да, пожалуй, и после) не выразил существо нашей исполнительской эстетики[199]

. Радость моя была безгранична. Вот тогда-то я и понял — почему Валерий Александрович не принёс мне заказанное. Всё дело в его потрясающем слышании звука, его содержательной сущности.

И после того, спустя год или полтора, приезжает Гаврилин в Москву и привозит свои «Перезвоны». Нет, конечно, стоило ждать 15 лет, чтобы получить такой роскошный подарок!» [45, 200–201].

Разумеется, ожидание не было безмолвным. Разговоры с Мининым периодически возобновлялись. Так, в 1980-м от дирижёра пришло письмо, в котором он просил Валерия Александровича сочинить что-то в расчёте на Образцову, Нестеренко и Московский камерный хор «на почве старинных крестьянских песен, русских романсов (не исключая цыганские песни, типа «Не вечерняя»), естественно, с подходящим сопровождением, не исключая гитар» [42, 352].

Но композитор медлил: «Перезвоны» вызревали долго. Название, конечно, пришло позже: изначально эта работа именовалась просто «концерт для хора Минина». «Валерий сидит за работой день и ночь. Два хора Минин уже выучил и просит Валерия приехать — послушать. 10 октября пять хоров собираются исполнить в Москве, а в декабре намечается премьера в Ленинграде… 26 мая отвёз всю партитуру Минину, вернее не всю, как теперь выясняется, так как за это время сочинил ещё целый номер — «Страшенную бабу». Обычно скупой на рассказ о хвале себе, на этот раз Валерий говорил довольно подробно о том, в каком восторге был Минин, его хормейстеры, что они говорили: «новое слово в хоровом искусстве», «такого ещё никто не писал» и т. д. А потом хор исполнил уже готовых два номера — «Смерть разбойника» и «Вечернюю музыку» «И на первом я ещё крепился, а на втором номере заплакал». В общем, доволен очень» [21, 250–251].

Автор «Перезвонов» считал, что это последнее русское сочинение в русской музыке и что такого ему больше не написать. По его словам, «конечно, русское будет, оно не-умираемо, но такого сочинения, от прямого корня, не будет. Будут уже окультуренные, привитые» [Там же, 254]. Во многом эти слова оказались пророческими, по крайней мере, на сегодняшний день ничего подобного не создано.

И началось триумфальное шествие «Перезвонов» («По прочтении В. Шукшина») — Хоровой симфонии-действа для солистов, большого хора, гобоя, ударных и чтеца (слова В. Гаврилина, А. Шульгиной и народные).