Валерий Гаврилин

Потом череповецкая учительница литературы Надежда Леонидовна Деревягина, организовавшая кружок под названием «Любители поэзии», решила изучать с детьми творчество Батюшкова. «195-летие со дня рождения поэта, — рассказывает Наталия Евгеньевна, — отмечалось в Спасо-Прилуцком монастыре, где он похоронен. Надежда Леонидовна с ребятами приехала в Вологду. В монастыре (тогда музее) они услышали транслируемый через динамик романс, он запал им в душу. Стало интересно: кто же его написал? Узнали: ленинградский композитор Валерий Гаврилин. И вот уже в Ленинград идёт письмо Гаврилину. Так завязалась переписка, длившаяся не один год» [Там же].

Уже с первым письмом Валерий Александрович отправил юным батюшковцам единственную свою рукопись. «Я очень люблю поэзию моего земляка, — писал он, — и рад, что на его родине его творчество и память о нём чтут не только взрослые, но и дети. Это значит, что прекрасная батюшковская муза будет жить очень долго. Спасибо вам за это. <…> Посылаю ноты — самый первый экземпляр — рукопись. Ваш В. Гаврилин. 27. 01. 85. Ленинград» [Там же].

После ухода композитора из жизни Н. Л. Деревягина вместо того, чтобы отправить ценный манускрипт в Ленинград, решила отдать его в Череповецкий краеведческий музей. Таким образом, рукопись романса на стихи Батюшкова стала экспонатом и в архив её создателя так и не прибыла.

Кроме романса, для спектакля был сочинён великолепный «Батюшковский вальс», который по понятным уже причинам в самой постановке не прозвучал, но зато зажил своей жизнью, вошёл в репертуар многих пианистов и расширил галерею знаменитых гаврилинских вальсов[209].

Последний спектакль, к которому Валерий Александрович писал музыку, назывался «Рояль в открытом море» (пьеса по роману Л. Соболева «Капитальный ремонт»). Премьера состоялась 31 мая 1982 года в Театре им. Ленсовета (постановка и сценография И. Владимирова).

Рукопись, увы, не сохранилась. Большого успеха постановка не имела, а из отзывов о музыке до наших дней дошёл только следующий фрагмент: «И, конечно, размышляя о целостности постановки, об эмоциональной силе её воздействия, нельзя не сказать о её музыке, написанной композитором В. Гаврилиным, которая выполняет здесь важную драматургическую роль, поднимая действие до больших смысловых обобщений» [42, 346].

В письме от 24 ноября 1982 года к Т. Н. Грум-Гржи-майло Валерий Александрович подробно объяснил, почему прекратил писать музыку для спектаклей: «С драматическими театрами не сотрудничаю, так как с годами всё хуже и хуже понимаю режиссёров. Да и режиссёры обыкновенно приглашают лишь из-за имени, не зная толком, что за композитор. В результате — просьба написать то как Нино Рота, то как Таривердиев, то а lа Гладков.

С моей точки зрения, «по адресу» были лишь два приглашения — на «Три мешка сорной пшеницы» Г. А. Товстоноговым и на «Степана Разина» М. А. Ульяновым. Кстати, работа с М. А. Ульяновым и натолкнула меня на более серьёзный интерес к Шукшину, чем это было до тех пор. Теперь, закончив «Перезвоны», я особенно благодарен М. А. Ульянову за то, что дал он мне в понимании и Шукшина, и Разина, и русского характера вообще.

Моя последняя работа для театра — музыка для спектакля «Мой гений» (о Батюшкове) в Вологодском театре драмы. Вологда — моя родина, и для Вологды я считаю себя обязанным делать всё, что могу, через все «не могу» [19, 155].

Позже автор музыки к целому ряду театральных постановок выделял из всей многообразной палитры именно работу с Товстоноговым — коллегой, а впоследствии и другом. Именно его Валерий Александрович считал непревзойдённым мастером[210] и потом, когда 23 мая 1989 года узнал, что Георгий Александрович умер в машине по дороге домой (он ехал с премьеры «Визита старой дамы», которую ставил его ученик, В. Воробьёв; жена и тёща Гаврилина, кстати, были в тот раз в театре), — переживал это очень тяжело, справедливо полагая, что с Товстоноговым ушла целая эпоха. Вероятно, ещё и поэтому считал, что в театре более делать нечего.

В то же время усиленно велась работа над сочинениями, которые до нас, увы, так и не дошли. Вот, в частности, один из диалогов с Наталией Евгеньевной о нереализованных замыслах (1982 год): «Пьяная неделя» — великолепное сочинение, другим 10 лет понадобится, чтобы сочинить такое. Сочинение — это моя кухня, то, что я пропускаю через себя, то, что я пережил. Может быть, что и есть хорошее в моей жизни — это общение со своей музыкой. Надо выбирать: или идти за теми, кто сильнее в этом мире, или тихо и спокойно делать своё — на бумагу переносить то, что сочинено.

— Ты слышала, музыки как будто на три сочинения [о втором «Вечерке». — К. С

.]. А я хочу, чтобы было одно, но совершенное. И я добьюсь этого.

— А почему не записана «Третья немецкая тетрадь»?

— Ведь нет адекватного исполнения тому, что пишу. Так не менять же себя из-за этого?» [21, 250].

А порой жаловался, что не успевает и, видимо, уже не успеет: «Ещё бы лет 70 мне — может, толк бы и вышел» [Там же, 329].