Валерий Гаврилин

В архиве Гаврилина хранятся письма Георгия Васильевича и рукописи его сочинений. На титульном листе «Песнопений и молитв» — последнего опуса Свиридова — рукой автора написано: «Дорогому Валерию Александровичу Гаврилину — любимому композитору и человеку на память добрую. Г. Свиридов. С. Петербург. 23/IV 1993 г.». На титульном листе «Неизречённого чуда» значится: «Валерию Александровичу Гаврилину — единственному в своём роде и великому таланту». 23/IV 93 г. Г. Свиридов. С. Петербург».

На вопрос о том, кому творчество Валерия Александровича было действительно близко, Наталия Евгеньевна ответила так: «В Санкт-Петербурге его принимало в основном старшее поколение музыкантов: Н. Л. Котикова, Е. М. Орлова, А. Н. Coxop, М. Г. Бялик, Е. А. Ручьевская, П. А. Вульфиус, И. И. Шварц, И. М. Белоземцев, В. Е. Баснер, М. А. Матвеев[104], И. Б. Финкельштейн, В. Н. Трамбицкий[105], А. П. Петров[106]

, Г. А. Портнов, В. Н. Салманов, который всегда старался посещать премьеры сочинений Валерия, причём ходил не только на концерты, но и на драматические спектакли[107].

Из современников можно назвать С. П. Баневича, В. Ф. Веселова, Ю. А. Фалика, Ю. Н. Корнакова, И. А. Цветкова, Г. Г. Белова, И. И. Земцовского. Из молодых музыкантов — А. П. Смелкова, А. А. Неволовича, Д. В. Смирнова и многих других.

В числе московских музыкантов, почитавших Гаврилина, — В. А. Васина-Гроссман, Р. С. Леденев, З. А. Долуханова, Б. А. Чайковский, В. И. Рубин, М. Л. Таривердиев, В. И. Федосеев, В. Н. Минин, Н. С. Лебедев, Г. В. Свиридов…» [48]

При этом стоит отметить, что и среди представителей старшего поколения музыкального Санкт-Петербурга далеко не все приняли творчество Гаврилина. Например, композитор С. М. Слонимский — как и Валерий Александрович, ученик О. А. Евлахова, — сравнивая Гаврилина с Веселовым, писал: «В. А. Гаврилин как композитор, по моему мнению, более однозначен. Я признаю, что, например, «Перезвоны» — очень эффектная пьеса, но не могу понять, почему такими глубокими находят эти «туды-сюды», крик петуха и прочие звукоподражательные находки. Это хорошая, талантливая звукоизобразительная музыка, концертно яркая (жаль, что она не прозвучала в шукшинском фильме, для которого создавалась), но особой глубины и сокровенности, как у В. Ф. Веселова, я в ней, признаюсь откровенно, не слышу» [22, 103–104].

Другой петербургский композитор, С. П. Баневич, вспоминает: «Слава Богу, что мои ноги далеко унесли меня от тех инстанций, где я должен бы был решать чью-то участь. А консерватория берёт на себя такую ответственность. Вспомним, как отнеслись там к тому же Гаврилину: ведь консерватория, по сути, отказала ему в таланте, в его поразительном, сверхъестественном таланте, и с точки зрения своего академизма, может быть, была права. Хорошо, что какие-то другие силы благоприятствовали Валерию, уже вынесенному за черту этого суда» [38, 84].

На вопрос об отношениях Гаврилина с петербургскими композиторами Наталия Евгеньевна ответила: «Сам Валерий Александрович уже в последние годы жизни как-то сказал: «Из ленинградских композиторов меня уважал по-настоящему только А. Петров». Любимым учителем Валерия Александровича был В. Н. Салманов. Первые годы Гаврилин высоко ценил Б. Тищенко, но с течением времени мнение изменилось. Наиболее высоко из композиторов-современников он ценил Г. В. Свиридова» [48].

Постепенно сформировался круг почитателей Свиридова и Гаврилина, с одной стороны, и композиторов-авангардистов — с другой. С. М. Слонимский по этому поводу вспоминает: «Итак, 1965 год. Идёт декада ленинградской музыки в Москве. Заходим в зал — смотрю, а там не только молодёжь: собралась вся парторганизация Союза, пришёл сам Дмитрий Дмитриевич Шостакович, с ним Р. К. Щедрин. Пришло много композиторов в возрасте от 40 до 80 лет <…> Тем же вечером впервые прозвучала «Русская тетрадь» (в одном концерте с моей фортепианной сонатой). Вся «левая» часть — Шнитке, Губайдулина, Денисов — поддержала мою сонату, а поклонники Г. В. Свиридова подняли на щит В. А. Гаврилина — его действительно очень талантливое сочинение» [22; 100–101, 103]. Приверженцам новых техник композиции гаврилинский стиль казался упрощённым, примитивным — тем ценнее последнее замечание С. Слонимского.

В восприятии санкт-петербургской интеллигенции композитор всегда оставался провинциалом, некогда прибывшим с Вологодчины. Причём своего рода противостояние началось уже с той самой «разорвавшейся бомбы» — «Русской тетради»: сторонники и противники творчества Гаврилина обнаружились как раз на первом прослушивании цикла — на Правлении ленинградского отделения Союза композиторов.