Премьера 15 июня 1967 года и все последующие спектакли прошли с большим успехом. То же можно сказать и о зарубежных представлениях. «Помню, что и на гастролях, — отмечал 3. Я. Корогодский, — когда мы играли этот спектакль в Англии, музыку выделяли. Но кто знал тогда, что это музыка того самого Гаврилина, которого сейчас мы почтительно, без напряжения называем классиком <…>
В центре спектакля — дуэт Петра Шмидта и его возлюбленной Зинаиды Ивановны. В музыке слышится диалог двух тем (любви и революции), решённых разнообразно и по оркестровке, и по интонациям. Композитор — опять душа спектакля, соавтор, равный в ансамбле творцов. Гаврилин, может быть, глубже, выразительнее других отзывается на скрытую потребность нашего зрителя в лирике» [Там же. 252–253]. И ещё о спектакле, со слов Зиновия Яковлевича: «Он был насквозь напоен музыкой, в такой степени, что я с трудом могу отделить композитора от драматургии, от режиссуры и артистов. Это был какой-то удивительный гармонический сплав, в котором, как мне кажется, при выразительности актёрского дуэта Тараторкина и Шурановой им помогал Гаврилин своей исключительно адекватной музыкой, которую в театре очень любили, и независимо от хода спектакля его музыку прослушивали, пропевали, напевали. В разных театральных сборах, праздниках всегда пели песню из спектакля» [21, 112].
Имеется в виду «Песенка про сокола и его подругу» на слова неизвестного автора XIX века — в спектакле её исполнял хор артистов. А ещё самостоятельной жизнью зажила баллада «Расстрел лейтенанта Шмидта» (слова неизвестного автора начала XX столетия) — её в спектакле и позже на концертах пели как раз В. Фёдоров и А. Хочинский[115]
. Вступление к этой балладе вошло в балет «Дом у дороги» (в номер под названием «Юность»): тема, как это нередко случается в творчестве Гаврилина, поменяла адрес и обрела новую жизнь. То же, кстати, можно сказать и про «Траурный марш» из «Бронепоезда 14–69»: его музыкальный материал перекочевал в спектакль «После казни прошу…» (номер под названием «Похороны жертв»).Одним словом, в гаврилинском театре самые лучшие темы-актёры вполне могли рассчитывать на роли в разных спектаклях. В частности, из следующей театральной работы — «Через сто лет в берёзовой роще» (Ленинградский театр им. Ленсовета, постановка И. П. Владимирова) — выросли знаменитые «Скоморохи». Премьера спектакля по драматической поэме В. Н. Коростылёва состоялась 1 октября 1967 года, поэтому позволим себе на время отложить разговор о ней. А пока — сменим тему.
Наступило лето. После тяжёлого года семье Гаврилиных необходимо было отдохнуть, и Валерий Александрович, как давно мечтал, повёз своих близких в родные края.
Первой на пути была, конечно, Вологда. Поначалу что-то не заладилось с жильём: Гаврилин ночевал на раскладушке в подсобном помещении гостиницы, а его жена и сын — на вокзале в комнате матери и ребёнка. Чтобы всем вместе устроиться в гостиницу, Валерию Александровичу пришлось пойти просить в Управление культуры. Но зато после решения бытовых вопросов можно было спокойно гулять по родным местам: берег реки Вологды, Кремль, кинотеатр имени Горького, церковь, где крестили Гаврилина, Спасо-Прилуцкий монастырь…
Конечно, показывал свою школу, в которую ходил каждый день за пять километров. Зашли внутрь, посмотрели чугунную лестницу и окна, из которых Гаврилин и его одноклассники убегали на улицу, а некоторые там и оставались — прогуливали занятия.
«Дошли до здания, где он занимался музыкой у Татьяны Дмитриевны Томашевской, — вспоминала Наталия Евгеньевна. — Зашли в кремль, обошли Софийский собор, колокольню. Валерий объяснил, что место это называется Соборной горкой, потому что на площади находятся ещё Воскресенский собор и изящнейшая церковь Александра Невского. Всё это произвело сильнейшее впечатление. Валерий радовался и старался показать нам город во всей его красе. И так было всегда, когда мы приезжали в Вологду» [Там же, 119].
Через несколько дней Гаврилины сели на теплоход и поплыли в Кирилло-Белозерский монастырь. «По Вологде, потом — по Сухоне, вошли в старую Мариинскую систему, проплыли мимо красивейших мест — особенно запомнилась Топорня. Но самое интересное, — рассказывает Гаврилина, — было наблюдать, как мы вплывали в шлюз: ворота закрывались, и мы постепенно поднимались до уровня земли, потом ворота открывались, и мы входили в новую реку, канал или озеро» [Там же].
День провели на палубе. Потом ребёнок уснул в каюте, а его родители остались смотреть на закат, встречать рассвет. Так и просидели всю ночь, пока над водой Сиверского озера не обозначились силуэты церквей в первых солнечных лучах.