Ватник Солженицына

На следующий год Солженицына выдвинули в третий раз, что писатель расценил как событие рубежное. Позднее он вспоминал: «Для меня 1970 был последний год, когда Нобелевская премия еще нужна мне была, еще могла мне помочь. Дальше уже – я начал бы битву без нее. Приходила пора взрывать на Западе “Архипелаг”. Уже я начал исподволь готовить публичное к тому заявление»257.

Если в 1968 году фамилия Солженицына была мало кому известна, то в 1968-1969 годах благодаря тому залпу, который был произведен издательствами Harper and Row и The Bodley Head его произведения разошлись по всему миру. Его популярность за границей еще более увеличилась после того, как он был исключен из Союза писателей.

8 октября 1970 года Нобелевский комитет объявил о решении присудить премию в области литературы Александру Солженицыну, СССР.

Добрую весть застала триумфатора в подмосковной Жуковке, где он приживался в это время у Мстислава Ростроповича и Галины Вишневской. Соседи-остряки с тех пор шутили, что у Ростроповичей даже сторож на даче – нобелевский лауреат258.

Формулировка, которой сопровождалась премия, (предложил ее, как потом выяснилось, Франсуа Мориак) звучала так: «За нравственную силу, с которой он продолжил извечную традицию русской литературы»259. То есть, получалось, что Солженицын награждался не за литературные достоинства его текстов, а за его общественную позицию.

Политическую подоплеку присуждения Солженицыну Нобелевской премии признавала и западная пресса. Комментируя это решение, лондонская «Таймс» в редакционной статье писала: «На Западе работы Солженицына привлекли к себе особое внимание явно из-за политического смысла». Боннская «Вельт» сформулировала ту же мысль еще откровеннее: «Присуждение Нобелевской премии Солженицыну является политической демонстрацией».

Многие газеты не без удовольствия вспоминали и о финансовой составляющей премии – на Западе были уверены, что Солженицын чрезвычайно беден даже по советским меркам и живет впроголодь. Ну так хорошо: хоть поест теперь вволю!..

Свой образ нищенствующего праведника Солженицын тщательно поддерживал. «После гонораров за “Ивана Денисовича” у меня не было существенных заработков», – жаловался он 30 марта 1972 года в интервью «Нью-Йорк Таймс», оговариваясь, впрочем: «Только еще деньги, оставленные мне покойным К.И. Чуковским, теперь и они подходят к концу. На первые я жил шесть лет, на вторые – три года»260.

В самом скором времени в редакцию газеты пришло письмо от американского писателя Альберта Мальца, предложившему своему нищенствующему собрату по перу крупную сумму денег. «Тот живо откликнулся на это предложение. В опубликованном на Западе заявлении “глубоко тронутый” Солженицын буквально вышибает из читателя слезу картиной своего “отчаянного” финансового положения. Ни крова, ни личной автомашины, ни, наконец, средств, чтобы приобрести, как он выражается, “хотя бы самый скромный маленький домик”. “Я готов принять деньги <Мальца> в долг, хотя и очень смущен этим”, – заключает свое послание плач А. Солженицын»261.

Но так ли беден был Солженицын, как он старался выглядеть?

Философия нищеты

Бедность – не порок, а просто такой стиль жизни. Именно так можно сформулировать максиму, которой Солженицын следовал со времен освобождения из лагеря и до глубокой старости.

Античные мудрецы любили подчеркивать превосходство внутреннего богатства человека над тленными материальными ценностями, и признаком его почитали бедность. Киник Диоген, например, гордился своей бедностью и всеми силами старался ее усугубить, чтобы стать еще мудрее. «Увидев однажды, как мальчик пил воду из горсти, он выбросил из сумы свою чашку, промолвив: “Мальчик превзошел меня простотой жизни”. Он выбросил и миску, когда увидел мальчика, который, разбив свою плошку, ел чечевичную похлебку из куска выеденного хлеба»262

.

Беден материально – значит, богат внутренне, – эта неглубокая мысль очень импонировала Солженицыну. Как мы помним, по его мнению, бессмертную душу и подлинную свободу можно обрести лишь в условиях заточения, когда тебя лишают элементарных удобств и даже нехитрого имущества – близорукой, не тертой вольняшке это не доступно.

«Имущества у меня всего на земле – носовой платок, а комбинезон и вот белье под ним без пуговиц (он обнажил грудь и показал) – казенное, – бравирует перед всесильным министром Абакумовым герой романа “В круге первом” “мрачный арестант и гениальный инженер” Бобынин. – Но человек, у которого вы отобрали всё, – уже неподвластен вам, он снова свободен»263.

Как выразил Солженицын ту же мысль в другом месте: «Я – Межзвездный Скиталец! Тело мое спеленали, но душа – не подвластна им»264.