В двухкомнатной квартире одного из таких домов лежала женщина с закрытыми глазами. Пальцы ее теребили простыню на постели. Она все время ощущала, как город обступает ее со всех сторон, и старалась не кричать, а только хлопала ртом, словно кукла.
На дверях была табличка с именем, написанным черными буквами по желтому металлу: «Клея Рашок». Это была ее настоящая фамилия, только написанная задом наперед. Когда-то она дала отцу совет назвать так побочную компанию рефрижераторного оборудования. Тогда Клее было двенадцать лет. А теперь она сама воспользовалась этим именем. Три года назад ее жизнь протекала между отцовским домом и университетом. Но потом она сделала три открытия.
Теперь она жила одна и мало чего делала — только гуляла, читала, делала расчеты в блокноте, лежала и удерживалась от крика и плача.
Первым открытием Клеи стало то, что есть кто-то, кого она любила, любила с болезненной страстью, вызывавшей покалывание в затылке. Ее рот разрывался в беззвучном крике, а в животе холодело от одной мысли, что этого человека, с его короткими рыжими волосами, мощным бычьим телом и утробным хохотом вроде медвежьего рева, больше нет в живых.
Второе ее открытие — над ним она работала половину времени, проведенного в университете, и девять десятых времени, считавшегося потраченным на оборонный проект, к которому она была подключена сразу после получения ею степени — обратные субтригонометрические функции и их применение к случайным
«...итак, господа, более чем возможно, что с преобразованием уже существующей транспортерной линии мы сможем посылать от 200 до 300 фунтов материи в любое место земного шара с точностью до микрона...»
В любое место! В любое!..
Третье открытие...
Сначала надо кое-что сказать о ее мозге. Это был сильный, блестяще отточенный математический мозг. Однажды Клея в числе пятидесяти других математиков и физиков получила три страницы данных о радиационном барьере, чтобы открыть способ пройти через него, под ним или в обход его. Она смотрела на три страницы три минуты, отложила на три дня, чтобы заняться собственными расчетами, а потом объявила, что радиация за барьером — искусственная. Можно уничтожить генератор, который поддерживает ее, и проблема будет решена. Короче говоря, этот мозг умел пробиваться сквозь информацию к правильному ответу, даже если вопрос был поставлен неправильно.
Это третье открытие она сделала, когда после доклада о субтригонометрических функциях ее привлекли к работе над небольшой частью особо секретного правительственного проекта. Ей ничего не объясняли ни о проекте, ни о смысле ее части работы, но ее мозг, экстраполируясь от своего фрагмента, вгрызался и вгрызался в тайну. Это была часть какого-то невероятного сложного компьютера, назначение которого, по-видимому, должно быть... должно быть!..
Ее тело забилось на кровати, простыня упала на грудь, и она очень быстро скользнула во тьму беспамятства.
Сделав это открытие, она исчезла. Легче всего было переиначить фамилию. Труднее всего — убедить отца позволить ей занять эту квартиру. Где-то между тем и другим по трудности стояло тщательное уничтожение некоторых государственных записей: всех копий ее контрактов по оборонным работам и рисунка сетчатки ее глаза, снятого при рождении. Она надеялась, что в общей военной неразберихе ее не найдут. Устроившись в этих двух маленьких комнатах, она стала методически притуплять остроту своего поразительного разума. Она все больше отдалялась от своих книг, пыталась игнорировать военную пропаганду, наводнившую город, принимала как можно меньше решений, и если ей и не удалось полностью затупить разум, то она достаточно смазала его остроту.
Она много думала об умершем, гораздо меньше о субтригонометрических функциях, но если подходила в воспоминаниях близко к третьему открытию, тут же начинала думать о чем-нибудь другом — только бы не закричать, а оставаться молчаливой и спокойной...
На ее столе лежал смятый плакат, который она однажды сорвала со стены. Надпись ярко-красными буквами по зеленому гласила: «У НАС ЕСТЬ ВРАГ ЗА БАРЬЕРОМ!»
Клея накинула халат, подошла к столу, но вдруг вышла в переднюю комнату, не зажигая света. Ее платье висело на спинке стула. Она оделась в темноте, вышла в коридор и пошла к лестнице. В уголках коридора скопилась серовато-голубая пыль.
У входной двери она увидела доктора Венталя, пытавшегося войти. Она открыла дверь, и он ввалился, едва не упав. Его тонкие волосы цвета оберточной бумаги были ужасающе взлохмачены.
— Что с вами, доктор Венталь? — встревоженно спросила Клея. Доктор улыбнулся и закивал, как болванчик.
— Спирт...— колени его разъезжались, кадык трясся.— Медицинский спирт. Добрый зеленый алкоголь, мисс Рашок... но лишку, чересчур лишку... Помогите мне подняться... только бы моя жена не услышала...
Его рука утвердилась на плече девушки. Клея вздохнула и потащила доктора через холл.