Вечер и утро

Как бы то ни было, ему снова пришлось отправиться в Оутенхэм. Стены пивоварни поднялись до нужной высоты, на них легли деревянные стропила, а крышу Эдгар хотел покрыть тонкой каменной черепицей, не боящейся огня. Он сказал Дренгу, что добудет камень за половину цены, если сам перевезет его из каменоломни — это было правдой, — и Дренг согласился: наниматель Эдгара вечно норовил копить, а не тратить.

Юноша построил плот из длинных и широких бревен. В прошлый раз по дороге вдоль берега к Оутенхэму он убедился, что вверх по течению реки нет серьезных препятствий, которые затруднили бы плавание, если не считать двух отмелей — там, возможно, плот придется тянуть на веревке, но всего несколько ярдов.

Впрочем, в одиночку бороться с течением непросто, а уж перетаскивать по мелководью — и подавно, поэтому Эдгар уговорил Дренга заплатить Эрману и Эдбальду по пенни каждому, чтобы они на два дня бросили возиться с землей и помогли брату.

Дренг вручил Эдгару маленький кожаный кошель — мол, внутри двенадцать пенни, должно хватить на все. Этель дала в дорогу хлеб и ветчину, а Лив выделила кувшин эля, чтобы утолять жажду.

В путь отправились рано поутру. Стоило людям взойти на борт, как на плот запрыгнул Бриндл. Пес всегда предпочитал куда-то двигаться, а не оставаться на месте. Эдгар мимоходом задумался, что он сам считает по этому поводу, — и не смог ответить себе однозначно.

Эрман и Эдбальд заметно отощали, да и Эдгар тоже не выглядел упитанным. Год назад, в Куме, никто не назвал бы их пухлыми, но за эту зиму все трое изрядно похудели. По-прежнему крепкие и сильные, братья сделались поджарыми, щеки запали, руки и ноги жилистые, в поясе ни намека на жирок.

Было холодно, однако они вспотели, усердно толкая плот шестами вверх по течению. Вообще с плотом бы справился и один рулевой, но было куда проще, когда толкали двое, по одному с каждого борта, а третий отдыхал.

Разговаривали редко, когда молчать становилось совсем невмоготу.

— Как там Квенбург? — спросил Эдгар.

Эдбальд хмыкнул:

— Эрман ложится с нею по понедельникам, средам и пятницам, а я — по вторникам, четвергам и субботам. — Он скабрезно усмехнулся: — В воскресенье у нее день отдыха.

Братья явно были довольны таким раскладом, и Эдгар подумал, что неожиданное решение, которое нашла матушка, оказалось на удивление удачным.

— Да врет он все, врет и не краснеет! — вмешался Эрман. — С таким-то животом ей давно не до любовных забав.

Эдгар принялся высчитывать сроки. Они прибыли в Дренгс-Ферри за три дня до мидсоммера, Квенбург понесла более или менее сразу.

— Ребенок должен родиться за три дня до Благовещения.

Эрман хмуро покосился на младшего брата. Умение Эдгара обращаться с числами со стороны смотрелось своего рода чудесным даром, и братьев это нисколько не радовало.

— Как ни крути, Квен не поможет нам с весенней вспашкой. Кто будет направлять лемех, пока мы тянем?

Почва в Дренгс-Ферри легко поддавалась плугу, но все-таки их матушка уже в годах.

— У мамы вы спрашивали? — уточнил Эдгар.

— Ну да, — отозвался Эрман. — Говорит, ей тяжело работать в поле.

Эдгар виделся с матерью, как правило, раз в неделю, а вот братья были с нею каждый день.

— Спит она хорошо? А ест как обычно или меньше?

Старшие братья Эдгара не отличались наблюдательностью. Эдбальд просто пожал плечами, а Эрман резко бросил:

— Послушай, Эдгар, мама уже старая, однажды она умрет, но одному Богу известно, когда это случится.

Разговор оборвался.

Мысленно заглядывая вперед, Эдгар понимал, что ему будет непросто вывести Габа на чистую воду. Ведь все надо проделать, не нажив себе неприятностей. Если сочтут, что он выказывает чрезмерное любопытство, Габ тут же насторожится. А если он озвучит свои подозрения, мастер наверняка разозлится. Забавно, кстати, что злодеи, которых ловили за руку, частенько возмущались таким вмешательством, как если бы оно было преступлением, а не их собственные поступки. Что еще важнее, если Габ узнает, что ему не доверяют, он сумеет состряпать какое-то оправдание.

Плот двигался быстрее, чем Эдгар в свое время передвигался пешком, и уже к полудню достиг большой деревни Оутенхэм. По ближайшему к реке полю, выворачивая комья глины, тащила тяжелый плуг упряжка из восьми волов, высокие борозды вздымались и опадали, точно волны морского прибоя. Поодаль мужчины что-то высеивали, бросали семена в свежевспаханную землю, а маленькие дети пронзительными криками отпугивали птиц.

Братья вытащили плот на сушу. Чтобы не тревожиться по пустякам, Эдгар привязал его к дереву, и все трое отправились в деревню.

Серик опять трудился в огороде, на сей раз подрезал деревья. Эдгар окликнул его и решил кое-что прояснить.

— Мне стоит опасаться Дудды? — прямо спросил он.

Серик бросил взгляд на небо, определяя время суток:

— Еще рано. Дудда пока не обедал.

— Это хорошо.

— Учти, он далеко не душка, даже когда трезвый.

— Да уж понятно.

Пошли дальше и очень скоро наткнулись на Дудду, торчавшего возле таверны.

— Добрый день, парни, — поздоровался тот. — Что вам тут нужно?